Геймер. Тетралогия
Шрифт:
Увидев пленника, лицо Амакаву вытянулось, он открыл было рот, как будто намереваясь что-то сказать, но в следующее мгновение перехватил удивленный взгляд Тико и отвернулся.
– Показалось, что они тащат покойника, - с деланым спокойствием сообщил Амакаву своему новому приятелю.
– Видал, сколько крови?
– Он присвистнул, стараясь держаться развязнее.
– Не то чтобы я боялся мертвецов, но просто провоняет же, оставь его здесь.
Раненый самурай бросил взгляд на беседующих за своими решетками мальчиков и, отвернувшись, поплелся к подстилке в углу камеры. Со своих мест мальчикам это было не видно, но куда еще мог направиться потерявший уйму крови человек?
На вид самураю было лет пятнадцать, его тонкие аристократичные черты лица выдавали древнюю благородную кровь. Мальчик, поступивший вместе с раненым, был его личным слугой, о чем сразу же и поведал остальным узникам. В отличие от хозяина, он не носил еще самурайскую прическу, так что Тико решил про себя, что ему лет четырнадцать. Да и мог ли такой человек мечтать когда-нибудь стать признанным воином, исполняющим законы самураев? Когда он столь скверно себя вел? Не стесняясь, чуть что брякался на колени, цеплялся за одежду тащивших его стражников, умоляя не разлучать его с пострадавшим господином. При этом он выл похлеще глупых крестьян и унижался так, что тюремщики впервые не выдержали и, примерно попинав смутьяна ногами, бросили его в камеру, в которую до этого был посажен его господин.
Наблюдая за унижениями слуги, Амакаву невольно отвернулся, ощущая неловкость. Тико же мог думать только об обильно сочащемся кровью плече раненого.
Заметив недовольную физиономию Амакаву, мальчик-слуга лучезарно улыбнулся ему, вытащив из-за пазухи украденный у стражников кинжал.
– Что ты собираешься с этим делать?
– спросил его Тико, камера которого находилась ближе к решетке, за которой теперь поселились господин со своим слугой, и который видел, как ползающий на коленях перед тюремщиками парень стянул кинжал с пояса стражника.
– Драться.
– Парень рассмеялся и, сняв с себя кимоно, отрезал от него рукав, разделяя его на одинаковые полосы. После он приблизился к своему пострадавшему господину (как раз в этот момент тот потерял сознание) и, ловко раздев его, сделал перевязку.
Глава 25
ЖИТЕЙСКОЕ
Обычно в битвах участвуют самураи от шестнадцати до шестидесяти лет. Но поскольку отвага и решимость не имеют возраста, юные и старые, как правило, обманывают относительно своего возраста. В этих обманах мне видится великая доблесть.
'Однажды охотник выследил оленя и хотел застрелить его, но только он натянул тетиву, как рядом с ним оказался сам Будда, который стал умолять его не убивать прекрасное животное.
– Если ты убьешь оленя, в следующей жизни ты тоже родишься оленем, - сказал Просветленный.
– Это закон кармы, против которого не может пойти даже Будда. Но разве ты, неразумный охотник, хочешь в следующем воплощении превратиться в оленя?
Охотник посмотрел на Просветленного с интересом. Да и было на что посмотреть: он был очень красив и прилично одет, от его лица исходило дивное сияние, а от тела - божественные ароматы. Недолго думая, охотник поднял лук и нацелился в глаз Будде.
– Что ты делаешь?!
– закричал Просветленный, безуспешно пытаясь отстраниться от убийцы голыми руками.
– Ты же сам рассказал о законе кармы, - резонно заметил охотник.
– Если я убью Будду - в следующем воплощении я стану Буддой!'
По традиции каждый третий, шестнадцатый и тридцатый день лунного цикла в замке клана Фудзимото устраивался литературный вечер. На этот раз выпала очередь главе рода начинать его какой-нибудь историей или стихотворением. Кияма же славился как замечательный рассказчик, у которого на всякий случай найдется сказка или поговорка, кроме этого, он обожал рассказывать различные истории и не собирался упускать возможности блеснуть своими литературными талантами, даже пред разверзшейся под ногами бездной смерти.
Поэтому он попросил доставить его в открытый зал на верхнем этаже замка на носилках, где члены семьи любили читать друг другу стихи, наблюдая небесные светила. Что, однако, не сильно омрачило маленький семейный праздник.
Впрочем, сегодня Кияма рассчитывал не только говорить, но и слушать, так как маленькая наложница сына, очаровательная Гендзико обещала прочитать написанное ею накануне стихотворение, да и Умино, общаясь с очаровательным созданием, словно снова почувствовал тайный голос поэзии, и теперь целыми днями писал что-то, будто наверстывая упущенное.
'Любопытно, что могут сделать с мужчиной изящные женские ручки, - не без удовольствия думал Кияма, попивая свежезаваренный чай.
– Женившись на толстушке Фусако, Умино словно стеснялся своего дара, стараясь больше времени проводить на охоте или объезжая отцовские владения с самурайским дозором'.
От слуг Кияма знал доподлинно, что Умино потерпел фиаско, пытаясь еще в начале отношений с Фусако писать ей стихи. Глупая женщина не понимала тонкостей поэзии. Прекрасный, тонкий Умино, должно быть, 'обломался', как говорили в далеком будущем, и начал вянуть. Его лоб прорезали ранние морщины, глаза погасли, выражение лица сделалось сухим и сосредоточенным. Теперь же он словно заново напитывался дивными соками молодости, расцветая с новой женой.
– Какой удивительный рассказ.
– Умино поднес к губам крохотную чашечку, в которую перед этим служанка налила охлажденный чай.
– Даже не знаю, как и относиться к нему, ведь Будда... разве Будду кто-нибудь когда-нибудь убивал?
– Будда отравился грибами, - Ал взял с квадратного блюда кусочек яблока и надкусил его, - мне жена рассказывала.
– Я думаю, все дело тут не в Будде.
– Кияма хитро подмигнул внимательно слушавшему его собранию.
– Не в Будде, а в охотнике.
– Он выдержал паузу, ожидая вопросов.
– Что же такого было в этом ужасном охотнике, готовом пора?зить стрелой самого Будду?!
– Фусако вытаращила глаза на тестя, чем несказанно порадовала его.
– Тем, что даже если принять, что Будда был индусом, охотник явно...
– Он отхлебнул из своей чашки, после чего весело поставил ее на поднос рядом с собой.
– Японцем.
Все засмеялись.
– Только японец может исполнить правило 'Увидел Будду - убей Будду'. Не потому что явленный Будда будет фальшивкой, как любое сказанное слово. Подлинный Будда может быть только в твоем сердце, а потому что...
– Он весело подмигнул восторженно улыбающейся Гендзико.
– Потому что? Ну, кто-нибудь рискнет продолжить фразу. Почему я утверждаю, что охотник был японцем и самураем? А?