Геймер. Тетралогия
Шрифт:
Самураем нужно было родиться, и подделки тут не канали.
Что же касается такой экзотической черточки как кимоно, оби и сандалии, так они на самом деле подходили ему так, словно неведомые мастера создавали эти вещи по его личному заказу. Не хватало только оружия, которое носили все самураи. И без которого Ал выглядел, как какой-нибудь вшивый крестьянин или рыбак.
Но право носить оружие, равно как и остальные привилегии, следовало заслужить.
Поглядевшись в лакированный поднос, Ал остался доволен своим видом. Прислуживавшая ему девушка не могла оторвать взгляда от струящегося золота его
На самом деле она была здорово напугана внешностью Ала, но правила хорошего тона не позволяли ей поддаться собственным страхам и убежать, как бы это сделала на ее месте неотесанная крестьянка. Она была из самурайского рода, чьи уважаемые предки на протяжении уже семи поколений служили роду Хиромацу. Поэтому она подавила в себе неприличный страх и улыбалась Алу, расхваливая его странный вид и стараясь не замечать наводящие на нее ужас глаза Золотого Варвара.
Ал отвлекся на свои воспоминания и пропустил новую остановку и новые проверки документов. Они миновали, наконец, мост, дальше дорога поворачивала направо, именно так, как водили экскурсии. Проехали мимо хорошо укрепленных домов, предназначенных, должно быть, для самураев, с дополнительными оборонительными стенами, уступающими в высоте главной крепостной стене. Лестницы, дорожки, закрытые и открытые двери, очередной пост. По мере продвижения к сердцу замка контроль усиливался.
Поднялась опускная решетка, снова ров с водой и снова бесконечные посты, переходы – стены, стены, стены. Поражало обилие военных. Все в серых кимоно – целые отряды и отдельные подразделения. Тысячи тысяч с выбритыми лбами и сияющим серебром оружием.
Замок строился навечно. Чтобы его было невозможно покорить и разрушить. Казалось, что кто-то великий и неизмеримо могущественный вложил свою несгибаемую волю и свою живую душу в эти неприступные стены. Чтобы стоял он на зависть следующим поколениям, молчаливый, суровый, невероятный и прекрасный исполин, над всей невероятной и прекрасной Японией.
О том, что они достигли последних ворот, Ал догадался потому, что Хиромацу наконец выбрался из паланкина и, отпустив самураев, дал знак Алу следовать за ним. Двор, в который они прошли, охраняли самураи, одетые в коричневые кимоно Тара-наги или, как его там, Токугавы, следовательно, они достигли территории великого даймё, к которому направлялся Хиромацу.
Ал сразу же разглядел изящный садик и невольно залюбовался цветами, но Хиромацу показал ему знаками, что здесь не следует задерживаться. Они скинули обувь. Ал шел сразу же за Хиромацу, чувствуя исходящую от него силу и уверенность.
Мягкие татами под ногами были приятными на ощупь. Они шли по длинному коридору, где на встречу то и дело выходили самураи в коричневом. При виде великого военачальника они кланялись, многие затевали разговор с Хиромацу. Тот односложно отвечал, кланяясь.
Впереди была лестница, они на одном дыхании поднялись на несколько этажей и свернули в освещенный масляными лампами проход. Возле последней двери дежурили особо подготовленные стражи, все лично подобранные Хиромацу. Многие годы старик считался лучшим и наивернейшим телохранителем Таранаги или Токугавы. Он не любил отлучаться от своего господина, но, поскольку это все же иногда приходилось делать, предпочитал набирать всех офицеров
Все они были отпрысками благородных родов. Но одновременно с тем все они являлись непревзойденными мастерами, мечниками, лучниками и, естественно, шпионами.
При одном взгляде на этих воинов сердце старого Хиромацу наполнялось гордостью.
Командовал охраной пятый сын господина, Нага. Этот семнадцатилетний юноша единственный во всей охране вызывал подозрение и непроходящую головную боль старого Хиромацу. Вспыльчивый и скорый на расправу Нага предпочитал сначала рубить, а потом уже разбираться, кто прав, а кто виноват.
До сих пор молниеносная реакция Наги и упорное нежелание думать самому, а лишь подчиняться велению своего меча и своим инстинктам выручала юнца, доказывая его правоту.
«Но ведь не всегда же все будет так. В один прекрасный день, проснувшись от легкого шороха за седзи, он разрубит собственного отца и тогда… – Но Хиромацу не хотелось думать, что будет после смерти господина. – Тогда будет править Хидэтада, его второй сын и законный наследник. Потому что первый болен неизлечимым китайским сифилисом, а с такой болезнью какой он, к темным ками, командир. Пускай первенец уйдет с позором в великую пустоту, где его несомненно заждались все те, кого он туда уже отправил. Слава Будде – народец в Японии не переводится, и женщины успевают рожать новых воинов.
Послышались слова приветствия. Ал физически ощущал нарастающее в нем напряжение. Через несколько минут он увидит Таранагу, или Токугаву. От того, кто это будет, будет зависить его дальнейшая жизнь. Таранага – и он может смело руководствоваться заученным текстом, Токугава – и можно будет кричать караул! Ноги казались ватными, голова кружилась, во рту пересохло.
Ал, скорее, ощутил, чем увидел, как руки охранников начали обыскивать его, пытаясь обнаружить спрятанное оружие, но приказал себе не думать о них.
Его внимание было приковано к полупрозрачным седзи, которые вдруг дрогнули и отодвинулись в сторону, открывая перед Хиромацу и Алом небольшую комнату с мягкими татами цвета слоновой кости и разложенными подушками. Напротив двери он увидел чуть поднимающийся от пола подиум и высокого японца в черной одежде, плечи которого были увеличены, отчего напоминали крылья хищной птицы. Это был Ёси Таранага-но Миновара – великий даймё и человек, который, точно магнит, притягивал к себе Ала через века и страны. Именно таким Ал представлял героя книги. Это был его Таранага, таким, каким он мечтал встретить его, с которым должен был подружиться. И еще, это был легендарный Токугава Иэясу, великий даймё, соратник и продолжатель дела тайко.
Незнакомое: «Токугава Иэясу» жгло губы словно горячий напиток, который Ал почему-то должен был пить.
Хиромацу снял свои мечи и с величайшим почтением, медленно и торжественно, положил их перед собой. Встал на колени, коснувшись лбом пола. После чего Ал также бухнулся на пол, неловко кланяясь.
Краем глаза он увидел, что Хиромацу не поднял головы и застыл в той же позе. При этом он не обратил внимания на то, что японец прижал ладони к полу, его же руки были разбросаны, точно крылья подраненной птицы, это вызвало легкую улыбку великого даймё.