Гезат
Шрифт:
Именно так и началось мое знакомство с Клеопатрой. Она приняла меня в доме богатого торговца скотом, где обитала по случаю военных действий. Само собой, хозяина с семьей выгнали. Пусть считает за счастье, что в его жилье временно обосновалась царица! Клеопатра сидела на низкой табуретке с красной подушечкой у окна — квадратного проема в стене, закрытого тонкой, белой, просвечивающей материей, пропитанной каким-то растительным маслом и растянутой на деревянной раме. Вроде бы одета, а вроде бы и нет. Розовая туника была так коротка, что я без труда разглядел тонкие бедра почти до промежности, а через глубокое декольте — маленькие сиськи с темными сосками. У меня сразу появилась мысль, что застукал царицу на полпути из одной постели в другую. Первая — широкая, почти на половину большой комнаты, с десятком подушек разного размера и формы и белым бельем, что по нынешним временам большая редкость даже у богатых,
— Подойди, — сказала она на латыни мелодичным, чувственным голосом с перепадами.
Меня предупредили, что Клеопатра, в отличие от остальных своих родственников, начиная от первого Птолемея, владела не только греческим, но и — о, чудо! — языками своих подданных — египтян, берберов и геэзов, а так же латинским, арамейским, финикийским и персидским.
Я переместился на метр в ее сторону.
— Ближе, — потребовала царица.
Я подошел к ней почти вплотную, и мой пах оказался прямо перед ее лицом. Поскольку путешествовал не на коне и в жарком климате, одет был в льняную тунику с темно-синей каймой по вороту, проймам для рук и подолу, подпоясанной тонким кожаным ремнем с серебряной бляшкой в виде львиной головы, который я снял с убитого всадника в последнем сражении.
Клеопатра бесцеремонно подняла подол моей туники, увидела реакцию на свои прелести и произнесла восхищенно:
— Ого!
Я бы не сказал, что у меня «ого!», но, может быть, она сравнивала со своими малорослыми подданными, у которых все было скромнее.
Маленькой теплой рукой взяла мой необрезанный член, что, наверное, тоже в диковинку живущей в Египте, оголила головку, после чего без колебаний обхватила ее губами и заработала горячим язычком, сноровисто, явно не впервой.
Оральный секс пока что большая редкость. По крайней мере, сталкиваюсь с ним впервые с тех пор, как попал к шумерам. Может быть, он уже практикуется в Римской республике и Греции, особенно проститутками, но я, за редчайшим исключением, стараюсь не иметь с ними дело.
Набаловавшись, Клеопатра, не отпуская мой член, как-то по-змеиному переползла на кровать, где легла на спину, раздвинула ноги и свободной левой рукой задрала тунику до сисек. Черные курчавые густые волосы на лобке, напоминавшие каракуль, были подбриты, оставлен лишь небольшой узкий треугольник, упирающийся нижней вершиной в черные губки, слипшиеся сверху и уже начавшие мокреть и расползаться над входом во влагалище. Когда я лег на нее, поводила, сладостно урча, головкой члена по губкам, потом ввела ее внутрь — и резко подалась тазом вверх, до упора, застонав от сладкой боли. Влагалище было узковато для моего члена, но смазки было много, двигался легко. С полминуты Клеопатра лежала неподвижно, то ли привыкая к новым ощущениям, то ли просчитывая ритм партнера, а потом подключилась и сама, двигаясь быстро, энергично, разнообразно и постанывая, кусаясь и царапаясь, из-за чего у меня появилось подозрение, что подо мной не женщина, а несколько кошек, которые уверены, что такое счастье им выпало в последний раз. Кончала быстро, часто и очень бурно, дергаясь и извиваясь по-змеиному, словно хотела выползти из-под меня, и при этом впивалась зубками в мою грудь почти у живота и врезалась ногтями в мою спину и бока с такой силой, точно, если отпустит их, то рухнет в бездонную пропасть. Когда я кончил, задвигала тазом еще быстрее, догналась в последний раз, сплела ноги на моей спине и прижалась всем телом так плотно, будто собиралась слиться в одно целое. Затем отпустила меня, легла рядом на бок, уткнувшись носом в мою грудь и положив правую руку на член, еще не высохший. Я молчал, и она молчала. А что говорить?! Да и нужны ли в такой ситуации слова?!
Не успел я отдышаться, как ее рука опять заработала. Сперва вроде бы ненавязчиво, играясь, а потом все серьезней, целенаправленней. Когда добилась желаемого результата, легла на спину и потянула меня на себя. Я засопротивлялся. Не потому, что не хотел (еще как хотел!), а, видимо, из чувства гендерного превосходства. Привык быть лидером в сексе, в крови это. Заодно решил продемонстрировать, что умею заводить женщин не хуже, чем она мужчин. Я ввел ей два пальца правой руки во влагалище и показал то, благодаря чему даже фригидные женщины
Обессиленный, я упал на кровать, а царица села рядом, подогнув тонкие ноги с розовыми пятками, прижала мою левую руку к лобку с мокрыми, липкими волосами и уставилась на меня взглядом поглощающим и одновременно отрешенным, при этом жалобно икая. Обе щеки ее были мокры от слез, а губы расслабились, как бы расползлись от слез, потеряв надменность и капризность. Глаза были подернуты пеленой, лишившись обычного блеска. Как догадываюсь, я буду одним из немногих, если ни единственным, кто видел ее удовлетворенной, и только потому, что застал врасплох неведомыми ей способами удовлетворения. Уверен, что к следующему разу она подготовится и не сплохует.
— Ты не римлянин, — уверенно произнесла Клеопатра. — Не похож внешне, говоришь с акцентом и слишком искусен в любви.
— У меня отец кельт, а мать гречанка, — объяснил я.
— Я так и подумала, что в тебе, как и во мне, есть греческая кровь, — сказала он на греческом языке.
— И еще я много путешествовал в юности, — сообщил я на египетском.
— Ты не перестаешь меня удивлять, что случается очень редко! — польстила царица на египетском, а потом перешла на латынь: — Зачем Цезарь прислал тебя ко мне?
— Чтобы я сопроводил тебя к нему, — ответил я. — Хочет помирить тебя с братом.
— Мы с ним не враги, — сказала Клеопатра. — Это все козни Потина, который хочет управлять единолично.
— Цезарь убедится в этом и сделает тебя басилевсом, — сообщил я.
— Ты уверен? — спросила она, внимательно глядя мне в глаза своими, вновь наполнившиеся сексуальным блеском.
— Да, — ответил я. — Великий друид — так называют прорицателей у кельтов — говорил мне, что ты станешь басилевсом.
— Он предсказал нашу встречу с тобой, поэтому ты так и подготовился?! — шутливо произнесла она.
К сожалению, составители учебников по античной истории даже не подозревали о моем существовании, но царице сказал проще:
— Нет, но зачем-то рассказал о тебе.
— Он знал, что ты и так справишься! — игриво произнесла Клеопатра и, прижав левой рукой мою правую к своей промежности, горячей и еще или уже влажной, своей правой взялась за мой член, пока что вялый.
— Не спеши, я не последний мужчина в твоей жизни! — шутливо попросил я.
— Кто знает?! — кокетливо молвила она.
— Великий друид рассказал мне, что ты умрешь, когда захочешь сама, и не под мужчиной, — поделился я и добавил, стебаясь: — Тебя убьет твоя подружка.
— У меня нет подружек, и никогда не будет! — заявила царица.
— Есть, и много, — стараясь быть серьезным, произнес я. — Просто ты пока не догадываешься о них.
Интересно, вспомнит ли Клеопатра мои слова перед смертью и оценит ли юмор?!
До Александрии добрались без происшествий, если не считать то, что либурна двигалась к порту назначения в открытом море, по компасу, который я изготовил в промежутках между поваляшками с царицей, приближаясь к берегу только в вечерние сумерки и удаляясь в утренние. Египетский военно-морской флот был заблокирован в Александрии, но в распоряжении царя Птолемея осталось несколько трирем, патрулировавших побережье. Если бы мы шли возле берега, нас бы могли остановить и проверить. Еще царь имел много шпионов в лагере сестры, которые могли донести, что она отправилась в Александрию, после чего либурна «утонула» бы вместе со всеми, кто был на борту, даже если бы стояла на мелководье. Именно для этих соглядатаев и была распространена легенда, что Клеопатра решали прокатиться со своим новым любовником в Сирию, куда я якобы должен был отвезти почту Гая Юлия Цезаря. Мол, так я понравился, что позабыла про войну с братом, бросила свою армию, которая, по слухам, состояла только из тех, кого царица проверила лично. И этой байке поверили. Видимо, считали Клеопатру безмозглой шлюхой, способной променять трон на сексуальные утехи. Только вот она была не просто шлюхой, а супершлюхой, поэтому запросто сочетала приятное с полезным.