Гибель Орфея
Шрифт:
Эрик молчал.
Роза вышла на улицу. Эрик услышал разговор родителей:
– Нет уж, пускай из него вся эта дурь вырвется, – говорил отец. – Знаешь, что он сказал вчера в машине – хочу умереть, говорит. Так вот, ему теперь на все наплевать…
– Может, мы все неправильно делаем. Ты же помнишь, что ему пришлось пережить, – сказала мама.
– Нет, просто мальчик слишком долго чувствовал себя богатым! Отец отправил меня в военную школу. Я всегда знал, что он меня ненавидит. Но теперь, когда я вижу всех этих толстячков, которым только бы к психологу чуть что, которые переживают, что вот–вот станут женщинами, ну уж нет!.. Вот послушай, Роза, этот мальчик не станет таким. Да, мы ошиблись,
– Может, мне все же с ним поехать?
– Нет. Твердое нет, вот тебе мое решение.
Поезд уходил на следующий день, рано утром. Было холодно. Солнце ярко слепило глаза. Сонные люди заходили в вагоны и засыпали. Эрик прощался с матерью. Роза плакала, обнимая его на прощанье. Отец смотрел на него сурово. Сказать что–то напоследок он не решился, вместо этого просто похлопал по плечу. Эрик кивнул. Ему было страшно и вот теперь он хотел помириться со своим отцом, но Дэдрик только кивнул ему в ответ и ушел к машине. Когда его уже не была видно, Роза достала из кармана конверт и протянула его Эрику.
– Возьми. Это от твоего папы.
– Он мне написал? – не поверил Эрик. – Почему он сам не отдал мне письмо? Зачем мне это письмо вообще?
– Прочти Эрик. Нам всем бывает сложно. Твоему папе тоже, – сказала Роза, утирая слезы платком.
Эрик убрал письмо в карман и поднялся в поезд.
– Буду звонить тебе каждый день! – крикнула Роза, когда Эрик уже был в вагоне. Он ничего не слышал, только видел свою маму, в толпе людей, в дыму от поезда и проезжающих мимо машин. Она стояла одна. Отца рядом не было.
Глава 3
В Чезэрейч, куда направлялся Эрик, поезд прибыл в полдень. Клубы дыма из трубы взметались вверх, к голубому небу, и оседали на поезд, здания вокруг, посеревшую траву и платформу, на которой стоял лишь один человек. Это был дядя Эрика.
– Вот он ты какой, – басом прогудел вместо приветствия дядюшка Пибоди.
Это был великан, напоминавший силачей цирков прошлого, ширококостных, большегрудых, с улыбающимися глазами и красными щеками, огромных младенцев, невероятно довольных своей силой. Пибоди напоминал их не только телосложением, но и одеждой, полосатой футболкой с длинными рукавами и слишком короткими шортами. Кудрявые черные волосы с проседью на его голове были разбросаны на подобии прически Эйнштейна. Черные глаза смеялись, сверкали, пристально рассматривая Эрика.
– Ну–с, скажи малец что–нибудь?
– Я Эрик Томасон, – сказали Эрик. – А вы?
– Пибоди Вильямс! – дядя протянул руку и пожал Эрику ладонь, сдавливая до самых костей. – Рад знакомству!
– Мы знакомы, – сказал Эрик. – Я видел вас давно. Иначе я бы вас не узнал.
– Да–с. Ты тогда был крохой, и я жил у вас некоторое время. Меня тогда постигла трагедия, вот–с. А теперь пойдем.
Дядя схватил оба чемодана Эрика в одну руку и пошел, насвистывая песенку про тифозную Мэри.
– Смотри Эрик, ты живешь городе и ты никогда не видел такого буйства травы! – приговаривал между куплетами дядюшка Пибоди.
Эрик действительно не видел никогда ничего подобного. Сквозь трещины в асфальте рос прямо посреди дороги пухнущий от жары клевер, на разросшихся ветвях деревьев висели провода, электрические столбы клонились к земле под давлением могучих корней, а вокруг них шипела под порывами жаркого ветра крапива, трепетали ромашки и колокольчики и шелестела трава такой высоты, что под ней с трудом разглядывались бегущие по своим делам собаки и коты, крысы и насекомые, и повсюду лежал мусор, банки, битые бутылки, какие–то старые простыни, а иногда встречался старый, прожиревший диван, на котором спал пьяница, или кресло, на котором сидел ворчливый огромный, размером с собаку, ворон. По дороге Эрик видел много домов, одно, двух, трехэтажный, неважно, большинство из них были наполовину разрушены, окна были заколочены, крыши проваливались внутрь, в бассейнах, если такие имелись, плавали кувшинки и толстый слой тины. Иногда во дворе такого дома усталые люди готовили на костре пищу, пили пиво, болтались в гамаке под полуденным солнцем, пели песни и громко ругались.
– Что здесь такое случилось? – спросил Эрик.
– Это просто бедный квартал. Я живу дальше.
Но дальше становилось только хуже. Разруха этой местности перекинулась на город.
– Зайдем в супермаркет, – сказал дядя Пибоди.
Магазинчик был очень маленьким. Между полками здесь едва можно было протолкнуться, товары были разбросаны по полкам не пойми как, так что то, что тебе было нужно, можно было найти лишь интуитивно, или случайно наткнувшись взглядом. Отдельно от всего были расположены два чистых и ухоженных стенда – с алкоголем и крупами. Люди толпились вокруг них и все они были либо слишком толстыми, либо слишком худыми. Мужчины были одеты в клетчатые рубашки и штаны, либо в мятые футболки с глупыми надписями, вроде «Денег не дам!», и рваные джинсы с пятнами. Женщины впрочем, были одеты почти также. Были тут и дети. Они столпились за взрослыми в конце очереди. В руках у них было несколько банок с пивом и бутылка дешевого портвейна. Эрик с большим напряжением ждал, что случиться, когда они подойдут к кассе и попытаются все это купить. Вот они приблизились, вот поставили бутылки перед кассиршей, вот она глянула на них и… ничего не произошло, ленивым движением кассирша отбила бутылки, а потом дети попросили еще и сигарет, и их им тоже продали.
– Как же так? – спросил Эрик.
– А ты что, хотел бы, чтобы им не продали? – спросил в ответ дядя Пибоди и ухмыльнулся.
Эрик посмотрел на него и теперь Пибоди показался ему еще более чужим, чем прежде, еще более странным. Пибоди набрал два больших пакета с мукой, несколько видов круп, бутылку кока–колы, шоколадный порошок, специй и хлеба. Все это уместилось у него в одном большом рюкзаке, который он понес потом на плече вдобавок к двум чемоданам Эрика. Теперь Пибоди шел быстро и молчаливо. Петь он перестал, зато заспешил так, что Эрик едва поспевал за ним.
В сам город они так и не вошли, обошли по самому краешку, длинной дуге городской околицы, напомнившей Эрику «дикие прерии Ролиарти». Дом Пибоди, или, скорее хижина Пибоди находилась в лесу, в нескольких километрах от шоссе. Эрик к концу пути едва шел, капли пота заливали ему глаза, легкие обжигались при каждом вздохе, а воздуха уже не хватало.
Дом был двухэтажный и очень красивый. Ручной работы. На крыше располагалась небольшая терраса для посиделок. Перед домом находилась площадка, открытая для солнечных лучей. На ней были овощные грядки. Чуть поодаль, под крышей дуба–исполина в тени была беседка.
– Ну как, красиво? – спросил дядя Пибоди.
– Ага.
– Дальше в глубине леса есть озеро. Пойдем в дом, познакомишься с Твигги.
Твигги была женой Пибоди. Ее полное имя – Твиделин, – но Пибоди называл ее именем одной известной модели, на которую она была похожа. Твигги было уже за сорок и среди ее русых волос хватало седины. Волосы ее распускались до пояса. Она была очень высокой, под стать Пибоди, на ней были изношенные кремовые брюки и футболка, старая одежда для сада. На мягком лице возле голубых глаз и в ямочках вокруг рта образовались морщины.