Гибель Орфея
Шрифт:
– Но ведь учитель Ансальдо сказал нам, что у всех дома были фотографии… – вставила словечко Нола Беатриче.
– Так–то оно так, да вот только не так оно вовсе! – директор хитро посмотрел на класс, улыбнулся и потер свои тяжелые ладони. – Это миф, пропаганда Палладия, которой мы до сих пор верим. Об этом говорить не принято было при президенстве Августо Вера, во времена всеобщей правды и единства. Теперь можно врать на все лады. Надеюсь, Бальтазар все исправит. Мой отец мне говорил, что мало кто знал Палладия, и я ему верю. Мало кто его знал. А в последние годы, во времена тяжелейшего кризиса Антилии, нашей родины, Палладия не видели вовсе. И вдруг утром первого марта началась стрельба! Выстрелы
– Ну это уже слишком! – закричал ворвавшийся в дверь, словно вихрь, учитель Ансальдо. – Ложь!
– Что вы себе позволяете?! – закричал на него директор.
– Я увольняюсь, директор, – ответствовал ему учитель Ансальдо, – увольняюсь, но прежде, дети, вы должны знать правду. Это был переворот! Государственный переворот. Августо Вера совершил его и захватил власть. А манекен с проводами он подкинул! Это же смешно, робот!
– Есть подтверждения, дурак! – закричал директор. Он был весь красный и злой, он пыхтел как паровоз и вот–вот обещал взорваться, – Сейчас я выставлю тебя вон!
– Я сам ухожу!
– Я тебя арестую!
– Я уезжаю на родину! В Испанию! Такие, как вы, директор, правили при Вера, и я не могу терпеть вашего возвращения! В государстве кризис, лучших людей клеймят, в бедных селах люди бунтуют от голода, а этот Бальтазар потихоньку возвращает режим Вера в Антилию. Фашист! Власть силы и лжи! Бандиты приходят!
– Заткнись! – директор бросил в учителя учебником по истории.
– Вот ваше отношение к истории! – закричал в ответ учитель Ансальдо и истерично захохотал.
Директор трещал по швам от злости. Дети сидели не двигаясь. И вдруг случилось странное – директор тоже засмеялся.
– В чем дело? – испуганно спросил учитель Ансальдо.
– Сам лжец! Мы оба жили при президенте Вера и знаем, как было хорошо тогда. А опознала Палладия личная охрана! Признай это перед детьми, пока я тебя не задушил!
– Под дулами автоматов! – ответил учитель. – Их согнали в спальню, где лежал этот расстрелянный манекен с проводами, якобы робот. Им наставили ружья в спины и приказали опознать в манекене Палладия! Ха! Они и не сразу опознали, говорят! Говорят, им Вера лично показывал профиль Палладия на монетке и требовал опознать! И они опознали Палладия публично, на той площади, боясь казни, которая, кстати, вскоре последовала на той же столичной площади! Потом стали говорить – поверь монетке! Это шутка про фашистский режим Вера, а вы, директор, дурак! Вы, и ваш Вера! Такие сволочи и дураки только и могут быть фашистами! Надо же, опознать личность по профилю на монетке!
– Бальтазар не станет терпеть таких, как вы! Натерпелись уже! Страна опять в кризисе! Бальтазар не станет терпеть! – закричал директор и набросился на учителя с кулаками.
Они кубарем выкатились в коридор. Дети бросились за ними и увидели, что на шум в коридоре собралась вся школа. Учитель Ансальдо высвободился и бросился к окну.
– Я уезжаю в Испанию! – крикнул он, стоя на балконе. – Там–то сейчас нет фашистов!
И он выпрыгнул. Дети и учителя побежали к окнам и увидели, что приземлился учитель Ансальдо достаточно мягко, в кучу весенней сырой грязи. Тут же учитель вскочил, погрозил школе кулаком и убежал. В школе стало очень
– Был Палладий и был он лжец и негодяй. Был Августо Вера и было счастье в Антилии. Потом был Морель, который привел на Антилию американцев и англичан и немцев и французов и кого только еще не привел, чтобы красть и воровать. И начался кризис и упадок и вот пришел Артуро Бальтазар, настоящий человек, и скоро все будет как при президенте Вера. Вот, ученики, все, что нужно знать вам о истории Антилии. Я не учитель истории, а рассказал всю правду в двух словах. Урок окончен.
Директор спрыгнул с подоконника и устало направился в кабинет. По пути он стал хлопать в ладоши, тяжело, его ладони работяги звонко гремели на весь коридор, заполненный до отказу его зрителями, которые не сразу поняли, что аплодирует директор сам себе, и призывает их к тому же. И учителя, а затем и ученики, испуганно и страстно зааплодировали директору вслед.
Вскоре Эрик помирился с Гарви, только общался с ним все реже, потому что завел и других друзей. Примирение Розы и Дэдрика тоже случилось, однако же причиной тому послужил не диалог, а трагедия. Роза получила ожог глаз на фабрике – ей на лицо попала распыленная краска. Дэдрику приходилось присматривать за ней. Роза перестала готовить и убираться, но Дэдрик, устававший после работы, переложил эти обязанности на Эрика. Роза становилась вспыльчивой. Дэдрик – глухим к ее вспыльчивости. Однажды они заговорили о Ролиарти – одна из тем их прошлой жизни, которой они не касались.
– Так и сказал? – Роза сидела на диване, глаза были направлены в сторону телевизора, по которому шло дурацкое шоу. Роза ничего не видела, так что телевизор она просто слушала. – Вранье.
– Он плакал. Ты не видела его тогда, – сказал Дэдрик. Он сидел в коридоре, чистил свою обувь. Коридор был в двух шагах от той комнаты, где была Роза, так что Дэдрик мог ее слышать.
– Человек теряет сына и говорит, что стал слаб и потерял компанию. Ничего лучше он придумать не мог.
– Он ведь и правда потерял сына.
– А потом выгодно вложился. Он такие речи придумывает, чтобы такие как мы на него в суд не подавали.
– За что?
Роза сидела, скрестив ноги, на которых лежала тарелка с тыквенными семечками. Скорлупки они складывала в бумажный пакет. На глазах у нее были черные очки – ее глаза были воспалены. Двумя неделями раннее в ее глаза попала распыленная краска и зрение пропало. Сейчас Роза опять стала видеть, но очень плохо. Ей приходиться носить черные очки. Иногда, как сейчас, она слышит в словах Дэдрика сострадание к Коннору Ролиарти, по чьей вине она теперь чувствует резь в глазах. В такие моменты она каким–либо способом показывает мужу свое отношение к его бывшему работодателю. Сейчас, к примеру, она нащупала возле себя переключатель и сделала звук громче. Невыносимо громче.
Дэдрик выругался, бросил ботинок, наполовину покрытый блестящим гелем, и вышел покурить. Раньше он не курил, но на заводе все курят. Вот и он взялся.
На улице было приятно. Пахло кострами. На голых деревьях напухали зеленные почки. Воздух был свежим и влажным. Горизонт затянуло туманом.
– Сидишь дома, бесишься, – сказал Дэдрик, – хоть бы вышла, воздухом подышала. Может быть, не была бы такой…
Он увидел Эрика, ехавшего на велосипеде по улице. Ветер развивал расстегнутую рубашку. Волосы были непричесанны, на щеках сажа.