Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972
Шрифт:
Эти неожиданные правки в уже готовый фильм его авторы внесли в самом начале 61-го года. Даже для большинства участников съемочной группы они стали полной неожиданностью. В итоге грянул скандал. Одна из сотрудниц группы написала письмо Фурцевой, где в открытую заявила, что Чухрай снимает фильм, «который будет плевком в лицо партии». Не отреагировать на это послание министр не могла, поэтому явилась на черновой просмотр картины. Далее послушаем рассказ самого Г. Чухрая:
«Показ кончился. Все молчали. Ожидали, что скажет Фурцева. Но и она молчала, глядя куда-то в пол. Пауза затянулась.
– Да-а-а!.. – промолвила наконец Фурцева.
И только тогда в зале произошло какое-то движение. Присутствующие позволили себе изменить положение, даже
– Но ведь все это правда! – Фурцева обвела взглядом присутствующих.
Все вдруг оживились и очень охотно стали соглашаться с тем, что это абсолютная правда...
Екатерина Алексеевна поднялась.
– Проводите меня, – сказала она мне.
Я пошел рядом с ней. Мы вошли в лифт. Фурцева быстро нажала кнопку, двери закрылись, и все, кто шел с нами, остались на лестничной площадке. Лифт пошел вниз.
– Заканчивайте фильм, – сказала Екатерина Алексеевна. – Мне говорили, что у вас небольшой перерасход, – денег добавим. А там – что скажет народ...
Я понял, что она имела в виду, и согласно кивнул.
– Только один вам совет, – продолжала Фурцева. – Надо сделать так, чтобы ошибки прошлого не накладывались на наше время. Это было бы несправедливо.
Я сказал, что подумаю, как это сделать...».
Реплика Фурцевой «Все это правда!» родилась не на пустом месте. Министр была уже в курсе того, что Хрущев готовил очередную атаку на сталинизм, поэтому выбрала его сторону. «Чистое небо» должно было стать мощным идеологическим оружием, должным помочь сторонникам Хрущева в их новой атаке на сталинизм. Эта задумка полностью удалась: премьера фильма состоялась 20 мая 1961 года, а уже спустя два месяца он был удостоен Главного приза на Международном Московском кинофестивале. Советская пресса писала о фильме много и охотно, причем главным образом педалировала в нем тему «культа личности».
Совсем иная история приключилась с другим фильмом, который курировала Фурцева, – «Мир входящему». Как и два других, он тоже снимался на главной киностудии страны «Мосфильме». И ставили его наши хорошие знакомые: режиссеры Александр Алов и Владимир Наумов. Как мы помним, несколько лет назад они вызвали яростную полемику в обществе, сняв «антиландринную» (а по сути дегероическую) картину «Павел Корчагин» по Н. Островскому. Не меньшие упреки вызвала и следующая их лента – «Ветер» (1958), которая завершила их «комсомольскую» кинотрилогию. Как писала критика об этом фильме: «Для героев „Ветра“ служить революции – значит обречь себя на страдания и смерть, заведомо отречься от радости и непосредственности, свойственных молодости. Это умозрительное толкование эпохи на конкретном языке кино прозвучало субъективно и, по существу, неверно... Герои „Ветра“ – это не образы-характеры, а носители надуманных авторских идей и понятий...».
Если четыре предыдущие работы этих режиссеров были посвящены революционным годам и Гражданской войне, то в этот раз они обратились к более близким временам: событиям Великой Отечественной войны, а именно дням, когда до капитуляции Германии оставались считаные часы (напомним, что А. Алов был фронтовиком). По сюжету небольшая группа советских воинов продвигалась по дорогам поверженной Германии на грузовике и попадала в различные передряги. Одна из них была связана с беременной немкой, которая должна была вот-вот разродиться. Советские солдаты подобрали ее полуживую на дороге и повезли в роддом. Однако довезти до места назначения немку не удавалось и она рожала прямо в пути. Как и положено в кино, все в итоге завершалось благополучно: финальные кадры фильмы показывали, как новорожденный младенец мочится на сваленное на земле немецкое оружие. В этом эпизоде скрывался своеобразный символ: дескать, на свет родился новый гражданин Германии, который этой тоненькой струйкой как бы перечеркивает прежний милитаристский характер своей страны. Именно эти кадры и стали причиной разразившегося
На первый взгляд сюжет фильма был вполне по-советски патриотический: в нем наши солдаты представали как освободители, люди с гуманной психологией. Например, в эпизоде, когда в их руки попадает мальчишка из гитлерюгенда с фаустпатроном в руках, один из героев фильма всего лишь... лупит его ремнем по заднице, после чего отпускает восвояси. Да и спасение беременной немки тоже вытекало из того же гуманистического посыла. Однако нельзя было учитывать и другое. С момента окончания войны прошло слишком мало времени (всего 15 лет), чтобы забыть о тех ужасах, которые принесли нашей родине фашисты. И тот гуманизм, который проповедовали в фильме Алов и Наумов (отметим, что первый являлся фронтовиком), был воспринят патриотами-сталинистами как всепрощенчество, как заискивание перед Западом, который тогда, кстати, делал все от него зависящее, чтобы всячески осложнить ситуацию на германской границе.
В последние годы Запад наращивал давление на ГДР, пытаясь задушить ее экономически, создавая вокруг нее ситуацию международной изоляции. Под разными предлогами ФРГ блокировала внутригерманскую торговлю, тратила вместе с США огромные средства на радиопропаганду, которая велась с территории Западного Берлина. Кроме этого, Запад провоцировал тысячи восточных немцев на бегство из ГДР, обещая им у себя райские кущи. Это бегство сильно било по восточногерманской экономике, поскольку уезжали квалифицированные специалисты: например, в течение одного 1958 года на Западе оказался весь юридический факультет Лейпцигского университета. Всего же за эти несколько лет ГДР покинули 2686 тыс. человек, более половины которых составляла молодежь до 25 лет.
Поскольку Советский Союз не мог остаться в стороне от этой проблемы, Хрущев в ноябре 1958 года попытался заговорить с Западом с позиции силы, ультимативно потребовав превращения Берлина в «свободный и демилитаризованный город». Западные союзники в ответ отреагировали жесткими заявлениями и принялись усиливать свое военное присутствие в Берлине. Началась настоящая «война нервов». Именно в разгар этой войны и появился на свет фильм «Мир входящему», который воспевал то ли советский гуманизм, то ли призывал к дружбе с западными немцами. Поэтому не случайно, что к этому фильму весьма негативно отнесся и тогдашний лидер ГДР Вальтер Ульбрихт. Он посмотрел картину во время своего официального визита в Москву и был крайне возмущен увиденным. «Как же вы могли такое снять? – укорял он режиссеров во время приватной встречи. – Это же для какого-то Западного Берлина, для какой-нибудь там Венеции. Как же можно для наших социалистических стран делать такую картину?».
Ульбрихт был недалек от истины. В годы хрущевской «оттепели» у отдельных советских кинорежиссеров из либерального стана появилось искушение снимать фильмы не для внутреннего показа, а исключительно «на вывоз» – для престижных фестивалей в Каннах, в Венеции и т. д. И если раньше, в сталинские годы, признания за рубежом своих произведений мастера советского кино опасались, то теперь, наоборот, стали буквально стремиться к нему, невзирая ни на какие преграды. Хотя чаще всего западный истеблишмент отмечал те советские произведения, которые можно было использовать в идеологической борьбе против Советского Союза (что было целиком в русле тайной доктрины ЦРУ, о которой речь шла выше).
После скандала с Ульбрихтом в ситуацию вынуждена была вмешаться Фурцева. Вот как об этом вспоминает В. Наумов:
«Фурцева настаивала на поправках. На совещаниях она раздражалась на нашу неуступчивость, покрывалась пятнами, иногда кричала, а потом приглашала нас к себе в кабинет и один на один за чашкой чая разговаривала „по душам“.
Вообще этот метод доверительного интимного разговора с художником за чашкой чая часто использовался начальством.
Неожиданно для себя мы узнали подоплеку одного из замечаний к фильму.