Гибель старых богов
Шрифт:
Утро третьего дня началось с ожидаемой суеты в ассирийском лагере. Войско начало строиться на позиции, боевые расчеты, кряхтя от натуги, выкатили вперед собранные тараны и осадные башни. За ними, как водится, начали строиться штурмовые команды. Обычная рутинная операция для многоопытного войска, и никакого беспокойства у Великого Царя по поводу ожидаемого приступа не было.
Но Синаххериб знал не все. В Тарьяне сидело не пять тысяч человек, а почти тридцать, и именно туда доставили четыре сифонофора из пяти, которые успели сделать. Туда же отправили сотню кувшинов с зажигательной смесью и еще одну повозку гранат, вместе с отрядом отборных пращников. Тарьяна прочно запирала дорогу на Сузы и Аншан одновременно, и куда бы ни двинул свое войско повелитель Ассирии, у него в тылу останется большое, боеспособное и сытое войско. В соседнем городишке Агита сидело
Затрубил рог, дав команду на штурм. Заскрипели колеса таранов и осадных башен, и массивные конструкции двинулись вперед. За ними выстроились щитоносцы, прикрывающие лучников, а за теми — штурмовые колонны пехоты с длинными лестницами. В общем, все, как всегда. Обычный штурм обычного городишки. Из необычного — только необходимость снять кожу с пяти тысяч человек, и это при том, что трупы уже к вечеру раздует на лютой южной жаре. Это обстоятельство злило воинов еще больше, и им не терпелось наказать наглецов, окопавшихся в этой богами забытой дыре.
Осадные башни и тараны приблизились к укреплениям города на сотню шагов, как из-за стен полетели глиняные шары и стали разбиваться вокруг них. Особо удачные броски приходились прямо в машины, заливая их вонючей жижей. Следом полетели стрелы, обвязанные тлеющей паклей, и сухая трава весело занялась, перекидывая пламя на тараны и башни. Растерянные ассирийцы бросились затаптывать огонь, но две башни уже полыхали вовсю, получив по десятку попаданий. Тараны, будучи укрыты бронзовыми листами, остались невредимы. Рог прогудел дважды, останавливая штурм, а осадные машины откатили назад. Многоопытные командиры совещались недолго, и вскоре вся имеющаяся в наличии посуда была заполнена водой из реки, а машины были укрыты спереди мокрыми кожами. Уже через час штурм возобновился. Уцелевшие башни двинулись вперед, по-прежнему получая коварные удары от пращников, но до стен они уже почти докатились. И вот, напротив самой первой из башен, которая уже была шагах в сорока от цели, между зубцами стен высунулась голова дракона. Из-за соседнего зубца высунули длинный шест с горящей паклей, и с гулким ревом башка сказочной рептилии выдохнула огненную струю, которая превратила осадную башню в пылающую свечу. Воины, двигавшие конструкцию к стене, с воплями стали разбегаться под плотным огнем лучников. Солдаты, толкающие остальные машины, не видели произошедшего, и продолжали делать свою работу. А в лагере ассирийцев началась легкая паника. Великий царь, вскочив на коня, поскакал вдоль стен, чтобы убедиться, что тот чудовищный бред, который ему только что доложили, является чистой правдой. Врать человеку, который носил смерть на кончике языка, мог только полный безумец, а таковых в окружении великого царя не было, умирали быстро. На глазах Синаххериба была сожжена вторая башня, а воины, которые пытались спастись от огня, были перебиты стрелами и камнями. С болью в сердце смотрел великий царь, как гибнет его осадная техника, и он дал приказ трубить отбой. Назад в плачевном состоянии приползли два тарана и одна осадная башня. Воины лезть на стены отказались наотрез, они воевали с людьми, а биться с демонами не нанимались. Штурм был провален полностью.
Вечером того же дня, в шатре великого царя собрался военный совет, состоявший из рабсаков, высших офицеров ассирийской армии. Сам повелитель сидел, не на шутку пугая своих ветеранов тяжелым взглядом глаз, вокруг которых залегли тени. Обычно, после такого кого-нибудь обязательно казнили, и каждый из военачальников очень аккуратно выбирал слова, стараясь не стать тем, на кого падет гнев государя.
— Великий царь, — нарушил молчание туртан, — мы посовещались с тысячниками, и даже с наиболее опытными сотниками. Никакие это не демоны, и не драконы. Эта горючая дрянь сделана из
— Государь, позвольте добавить, — включился в беседу командир первого кисира Царского отряда. Ветеран, командующий двумя тысячами лучших бойцов, не боялся гнева повелителя, слишком многое они прошли вместе. — Безделье воинов опасно. Мы не сможем взять стены приступом, солдаты не пойдут под струи огня. Брать город в длительную осаду мы тоже не можем, у нас затруднен подвоз продуктов. Поэтому предлагаю прямо с завтрашнего дня одновременно начать делать подкопы и высокую насыпь. И воинов займем, и, откровенно говоря, я другого пути взять этот город просто не вижу.
В шатре установилось молчание, и рабсаки выжидательно посмотрели на своего царя. Больше дополнений ни у кого не было, и Синаххериб, будучи опытнейшим воином, обдумал сказанное, и медленно наклонил голову в знак согласия.
Утром ассирийский лагерь стал напоминать муравейник. Стараясь выбить из солдат ненужные воспоминания, сотники и тысячники матом и криком придали особое ускорение событиям, и на глазах осажденных стала потихоньку расти насыпь. Из инструментов в таких случаях использовали кирки, кетмени и лошадиные шкуры, на которых таскали грунт.
— Месяц точно провозятся, — усмехнулся Хумбан-Ундаш, понимая, что и Камбис, и персидский царь придут точно к такому же выводу. — Ананну, десяток старослужащих выдели, особенно из тех, кто в осажденной Куте посидел, пусть через глиняный горшок землю слушают по ночам. Эти парни большие мастаки подкопы рыть.
— Слушаюсь, господин, — ответил старый сотник.
Теперь начиналось самое интересное. Ассирийская армия плотно увязла под Тарьяной, и даже личный приказ бога Ашшура не увел бы отсюда их войско. Слишком тяжким было оскорбление, которое слышал каждый воин. Теперь ассирийскому войску суждено было узнать, что такое голод.
Неделей позже. Там же, под Тарьяной.
— Повелитель, — туртан склонил голову, — мы уже неделю не получаем ни одного обоза, и две конные тысячи, что мы послали за ними, не вернулись. В лагере продуктов на две недели, и скоро нам придется урезать пайки. Мы должны послать всю конницу, чтобы сопроводить обозы, нам скоро нечем будет кормить лошадей.
Синаххериб прекрасно понимал, что происходит, как понимал и то, что время работает против него. Насыпь увеличивалась в размерах каждую минуту, но еще пройдут долгие недели, прежде чем будет принесен необходимый объем грунта, и начнет передвигаться в сторону крепостных стен. А последняя неделя будет самой тяжелой, потому что все эти работы будут идти под ливнем эламских стрел. Подкоп, как правило, делался еще дольше. Бить каменистую почву было непросто, как непросто было достать хорошее дерево для крепежа на этой степной равнине.
На рассвете следующего дня пять тысяч конницы ушли на запад, в сторону городов Двуречья. Армию нужно было кормить, и это понимал последний мальчишка-пращник, который видел, с какой скоростью уменьшается количество мешков с зерном, и с какими виноватыми лицами возвращались фуражиры, потеряв половину своих товарищей за один рейд. И каждый день, измученные непосильной работой, отсутствием сна и скудным питанием, воины с лагерного вала смотрели на закат, в надежде первыми увидеть тучи пыли от приближающихся повозок с ячменем. Солдаты не роптали, потому что сам Великий Царь стал принимать пищу на улице, и демонстративно, с золотой посуды, ел разваренную жидкую кашу из полбы, как простой пехотинец.
Наконец, на седьмой день, самый глазастый углядел обоз из десятка под завязку груженых телег, закрытых кожами и тканью от солнца и ветра. Сопровождения рядом не было, что сильно удивило воинов, но не было и врагов. А потому уже через пять минут весь лагерь орал от восторга, передавая друг другу радостную весть. Рогатки на въезде в лагерь были отодвинуты, и телеги заехали внутрь. В глаза бросилась мертвенная бледность возниц, которые повалились в ноги с криками о пощаде. Ничего не понимающие воины раскрыли груз и застыли в ужасе. Все десять телег были забиты отрезанными головами. Каждый воин в этот момент осознал, что еды не будет, потому что только что вся кавалерия ассирийского войска вернулась назад в лагерь. И только в последней телеге лежал связанный по рукам и ногам воин, который почти тронулся умом, проехав целый день на жаре вместе с отрезанными головами своих товарищей.