Гимназистка. Нечаянное турне
Шрифт:
— Мы чемоданы здесь оставляем, Мефодий Всеславович, а потом решим, что делать. Может, мы с ними больше не пересечёмся вовсе. Получается, такие, как вы, чувствуют крэгов?
— Только если с вещью соприкоснёмся, — важно ответил домовой. — Или если они свою суть выпустят.
Чашка для него была огромной и всё же он каким-то непостижимым образом её удерживал, а уровень чая там стремительно уменьшался. Пирогом он тоже не побрезговал.
— Суть выпустят? Это как?
— Как частичный оборот для вас, оборотней, — пояснил домовой. — Так и крэги могут часть своей сути освобождать, не теряя облик. Подслушать там, или унюхать. Вот тогда мы их чуем. Но они осторожничают, в городах редко позволяют себе лишку.
Он
— Мефодий Всеславович, одежду для вас где покупают?
— Скажете тоже, покупают. Сами шьём.
— То есть вам ткань нужна и кожа?
— А то ж. Иголка, нитки, дратва, шило — и я не только себе, но и вам сошью всё, что угодно.
Проговорили мы до начала второго отделения, когда ко мне в гримёрку встревоженно застучала Канарейкина. Песцов так и не появился, но я почему-то за него не переживала. Как я успела заметить, основные проблемы возникали у того, к кому он приходил, а отнюдь не у самого Песцова.
Глава 24
Пожалуй, это был самый неказистый транспорт из всех, на которых мне приходилось ездить. Песцов не придумал ничего лучше, как нанять розвальни самого непрезентабельного вида, на которых мы и поместились-то с трудом, а уж двигались они со скоростью, более подходящей пешему путешественнику, страдающего серьёзными недугами суставов. Очень серьёзными, практически парализующими. Или мне так казалось, на фоне общей нервозности.
— Дмитрий Валерьевич, мы из города вообще выедем? — не удержалась я.
— Выедем, не боись, барышня, — бодро ответил возчик.
Бодрость ему придавало недавнее посещение кабака, следы которого ещё не успели выветриться: в воздухе витало неповторимое сивушное амбре, а нос мог поспорить цветом с сигнальными фонарями железной дороги. А барышней он меня называл, потому что сейчас мы воплощали гениальную песцовскую идею.
Наверное, тесное общение с артистической братией внесло в его организм неизлечимый вирус театральных постановок, который передался и мне, иначе я ничем не могу объяснить, почему согласилась на эту авантюру. Конечно, ночной отъезд нужно было правдоподобно залегендировать, вот мы и представились парочкой, которой срочно потребовалось узаконить отношения, не одобряемые близкими, а поскольку в родном городе этого невозможно было провернуть в секрете, пришлось ехать в соседний. История была шита белыми нитками и трещала по всем швам, но наш предполагаемый спаситель в ней не усомнился и даже выразил неодобрение такому вопиющему нарушению приличий, но сдержанно, поскольку Песцов ему уже отсыпал аванса и пообещал более чем вдвое заплатить по приезде, если побег окажется удачным.
Песцов вообще разошёлся, предполагая использовать мои невеликие знания по полной, и предлагал изменить внешность и себе, и, главное, мне, чтобы я не напоминала мисс Мэннинг и вообще, выглядела моложе, если кто вдруг увидит, как мы покидаем город. Но тут уж я выступила против. Во-первых, я не была уверена, что смогу нанести плетение на кого-то другого без печальных для здоровья подопытного последствий, а время для экспериментов было не слишком удачным. Во-вторых, договаривался-то Песцов с возницей в своём обычном виде, и если мы придём изменёнными, то у Волкова, выйди он на этого мужика, непременно появятся ненужные вопросы, почему спутница Песцова не напоминала певицу, а сам Песцов не напоминал себя. В-третьих, уже темно и возраст любого индивидуума можно определить с трудом, а на мне ещё и густая вуаль. Нет уж, лучше идти проверенным путём: меньше неожиданностей на выходе.
— Главное, чтобы нас, значится, на выезде не заарестовали, — бодро
— Я заплатил, — напомнил Песцов.
— Так когда это было? А ежели придётся копеечку какую аспидам энтим отстёгивать, чтобы они вас не заметили? — грустно поинтересовался мужик.
И столь жалобно шмыгнул носом, словно предполагаемые поборы были для него неподъёмными. Можно подумать, на выезде из города тысячи гребут с желающих удрать от Соболева. Просто нахал пытается разжалобить Песцова и выбить с него премию, которую пропьёт тут же, судя по всему.
— А ежели родственники барышни догонят? — продолжал гнуть свою линию мужик. — Побьют. Как есть меня побьют.
Он опять артистично шмыгнул носом, и Песцов не выдержал, раздражённо бросил:
— Если родственники барышни вас побьют, любезнейший, я вам заплачу втрое против выданного.
— Дык обещания ничего не стоють, — оживился наш возница при намёке на увеличение гонорара, даже нос его засиял с утроенной силой. — Как догонють, вам, господин хороший, не до выплат будет. Сейчас бы копеечку малую доплатить. Чисто для моего спокойствия.
— Чисто для вашего спокойствия сообщаю, что у меня есть артефакт отвода глаз, который мы с женихом используем при малейшем намёке на опасность, — ехидно заметила я.
— Артефакт, значится, — кисло сказал мужик. — И откель он у вас? Папеньку, небось, обокрали? И не стыдно вам, барышня?
— Совершенно. Иначе как бы я от папеньки удрала? А вот вам должно быть стыдно, что пользуетесь нашим бедственным положением и пытаетесь выбить из нас дополнительные деньги.
Удрала — это было сильно сказано. Лошадь еле-еле переставляла ноги, словно задалась целью задержать нас в городе, пока мой папенька нас не догонит и не вернёт блудную дочь в семью. Радовало, что папенька существует только в песцовском воображении.
— Эх, господин хороший, сразу видать, кто у вас будет главным, — ехидно заметил мужик. — Исчо не поженились, а деньги ваши уже своими считает. Прям как моя. А ведь ежели что, отыграются не на вас, на мне. Все ребрышки пересчитают. Как есть все. А нос мне только недавно ломали, и вот опять…
Он жалостно всхлипнул, хотя нос ему ломали наверняка в кабаке, и не просто так, а непременно за дело. Поездка в компании этого типа казалась всё менее привлекательной. Тащиться бог знает сколько по холоду, который уже сейчас неприятно пощипывал щёки и пытался забраться под одежду, не слишком подходящую для столь некомфортабельных поездок. Сюда нужен тулуп, валенки и огромный пуховой платок, которого у мисс Мэннинг не было, но который мне вдруг ужасно захотелось приобрести. Я беспокоилась и о Мефодии Всеславовиче, который уверял, что ему достаточно соломы, чтобы не замёрзнуть. Всё же деревянная шкатулка — слабая защита от холода, пусть даже она лежит в саквояже, который я прижимаю к себе. Побег только начался, а я уже опасаюсь, что он никогда не закончится. Это не побег, это отползание какое-то получается. Я возмущённо посмотрела на Песцова, который тоже выглядел не слишком довольным. Наверняка предпочёл бы удобство поезда этим черепашьим бегам. И вокзал, как назло, совсем рядом. И тут меня озарило.
— Чтобы вам не переживать, любезнейший, я активирую артефакт немедленно. Вот только слышать вы нас не будете, поэтому, Дмитрий, дайте ему на всякий случай ещё денег. Вдруг придётся откупиться, если нас попытаются задержать.
— Вот это дело, — оживился мужик. — Господин хороший, ваша невеста согласна, что вы мало заплатили за ночную поездку. Сразу видно, понимающая жена будет. Повезло вам.
Песцов с кислым видом протянул пару купюр вымогателю, и я активировала отвод глаз. Мужик восхищённо охнул.