Гиппокампус
Шрифт:
Джером набирал в рот рому и, плюясь на факел, раззадоривал и злил пламя. И огонь обрушивал свой гнев на наглых птиц... О, Геката! Как это страшно! Десятки "красных карликов" с криком горели у нас на глазах! Я сам их топтал, но я не желал им такого! Пахло ужасно, звук их боли раздирал моё сердце. Отдав Альбатроса в руки Леону, я кинулся к одной из откупоренных бочек, взял черпак, и, думая хоть как-то помочь несчастным, плеснул на пролетавших мимо чаек. А после, просто упал на колени и зарыдал. Прошу, не ненавидь меня! Ну не думал я,
Они пылали, кричали, падали горящими звёздами в море, на палубу. Обгоревшие, чёрные и больше не живые. Я ревел в начале на них, за злобу, с которой они накинулись на нас. После, я ревел за них, безутешно оплакивая. Видимо, где-то в глубине, глупенький маленький Юзек надеялся потушить их боль своими слезами.
Близнецы утешали меня, но как может стать лучше после такого пожара? И что бы ты сказал, мой несчастный свидетель, если бы твои друзья радовались подобному ужасу? Вместе с криком горящих пернатых я слышал смех и разные "молодец, Джером! Хитрец! Жги гадюк, жги!".
Я собрал последние силы и, подбежав к поганому мышу, ударил его в челюсть. Пламя от неожиданности сбилось и снова подпалило бороду Бъёрна. Он лишь засмеялся.
– Что ты натворил?!
– я тряс его за грудки и мои слёзы капали на мерзкую мышиную физиономию. Он лишь с прищуром улыбнулся и ответил ровно и спокойно:
– Спас нас от твоей оплошности, вот и всё мальчик.
– Моей? Спас?
– Тихо, Юз, - вмешался помрачневший Леон, оттаскивая меня от Джерома - сейчас всё проясним. Чем ты думал, Джером? Жечь живьём, да ещё и на корабле!
– А что мне ещё оставалось делать, Леон? Птицам не понравилась напористость Юза, с которой он хулил корабль, они решили опровергнуть его слова. Я просто заставил их замолчать.
– Это не в первый раз, ты уже и раньше творил что-либо из ряда вон. Теперь и тебе пора отвечать.
– Э, нет, Леон! Подожди!
– встрял в разговор Игорь, - За что отвечать то? Джером верно говорит - у него не было выбора! Юз обидел коня, а чайки, как всем известно, живут в конском зеве, вот они и решили заступиться!
– Что за чушь ты несёшь! Это просто деревяшка!
– я всё ещё не пришёл в себя, но слушать всё это спокойно никак не мог.
– Деревяшка деревяшкой, а сколько дней и ночей на тебя везёт! Вот и послала деревяшка своих защитников.
– Будь Джером капитаном, всего этого бы не случилось, - промямлил Дон, - не напали бы на нас чайки, угольков столько не стало бы.
Я сам словно стал факелом. Мне хотелось хорошенько вмазать и Игорю, и Дону, и Джерому. Как они могли? Всё, что я делал было на благо команды!
– Всё, что я делал, было ради вас! Я не мог лгать вам, не хотел скрывать от вас правду, хотя знал, к чему это приведёт.
– Ты знал о птичьих головешках?
– спросил меня Гот таким голосом, как будто сейчас рухнул весь его мир. Ах Гот, не от птиц твой мир должен был рухнуть.
– Нет, я не о том. Спасенья
Ветер начал разносить по палубе птичий пепел и мою тоску, которая никак не могла пробиться через обветренную кожу матроса.
– Кому оно вообще нужно, Юзек? Мы и так прекрасно жили, пили, бодрствовали, - Джером отпил из одной из своих бутылок, - мы можем обойтись и без спасения, нам не нужна правда. Что она изменит? Ром станет крепче или голова?
– Ни то, ни другое, - я устал бороться, что-то делать. Все усилия насмарку.
– Вот! Ты сам согласен с этим. И ты должен понимать, что Гиппокампус злится. Сначала его обругали, потом он лишился своей свиты, неудачный сегодня день, согласны?
– конечно, они согласны, - а ты, мальчик, никудышный капитан. И именно тебе придётся извиняться перед, как ты сказал, деревяшкой.
– Хорошо.
– Хорошо! Но конь просто так не простит тебя. Ты сам знаешь.
– И что же мне делать?
– Ну, - сложив руки на груди заулыбался Джером, - ты можешь отплатить ему за чаек своею птичкой.
– Что?
– Сожги Альбатроса, Юз. Это будет лучшее твоё решение.
Я обомлел. Представляешь, друг! Сжечь! Живьём! Как же устроен его разум, раз он смог придумать такое? Советую сложить руки на груди и умолить Гекату не подпускать к тебе таких матросов. Я, выходит, молился очень мало.
– Да что с тобой не так?!
– Нет мальчик, со мной всё в порядке. Разве я пугаю команду? Ругаю свой собственный дом? Ты ослеп Юзек, ты отравлен чистотой дождевой воды, она затуманила твой разум - что за глупости ты пытаешься доказать? Нет никакой Земли, но есть прекрасное бескрайнее море - этого мало тебе, но не мне. Нам ничего не нужно: ни еды, ни воды, ни книг и новых сапог. Ром заменит собой всё. Он больше, чем ты думаешь.
– Это только твои слова!
– Ах маленький капитан, из-за твоих фантазий никто не будет страдать.
За Джеромом стояли почти все. Почти все мои друзья. Они смотрели мне в глаза то ли с жалостью, то ли со смехом, видимо, так и не определились, смешна ли наша жизнь или убога до чёртиков.
– Всё равно.... Кем надо быть, чтоб рассчитывать на то, что чужая боль принесёт нам счастье!
– Но Юз, он ведь прав, - подхватил ужас Игорь, - твоя птенция намного сильнее лошадиной птенции. Всё может получиться! Перо за перо, клюв за клюв и - пуф!
– мы снова поплывём!
– Не думаю, что мы успели сбиться с курса, - закивал Карлтон.
Страшное слово бунт режется в горле. А чуть ниже и левее - одиночество.
– Так ты согласен сжечь Альбатроса из-за глупой фантазии, так, Карлтон? Какой курс, очнись! Мы не плывём, мы существуем! Просто есть здесь, вот и всё!
– Это ты больно много фантазируешь, мой капитан. Города, порты, бананы... Чушь!
– Джером обращался не ко мне, а к другим; ему важно убедить команду, чтоб всем вместе заглушить мой голос.