Гитлер
Шрифт:
Напротив, в Нарвике, где высадился генерал Дитль с двумя тысячами альпийских стрелков, немцы столкнулись с трудностями. Британский флот потопил три грузовых судна и эскадренный миноносец. Части, вышедшие из Осло в направлении Трондхейма, двигались слишком медленно из-за плохой погоды и сопротивления норвежских отрядов. Гитлер терял терпение и выходил из себя. Но настоящий кризис разразился 13 апреля. Редер жаловался, что высадка осуществилась слишком поздно; Гитлер даже приказывал войскам двигаться из Нарвика на юг, потом позволил Дитлю укрыться в Швеции (эта страна сохраняла нейтралитет), но этот приказ так и не был отправлен Генеральным штабом. Его дерзкие планы о создании «Конфедерации германских государств Севера» рушились на глазах. Фюрер совершенно терял голову. Если в конечном итоге войска не оставили Нарвик, а Германия
Моральный дух диктатора значительно поднялся 27 апреля, когда перехваченные британские документы подтвердили, что Лондон назначил высадку в Бергене, Трондхейме и Нарвике на 2, 6 и 7 апреля соответственно. Он приказал допросить английских пленных и поручил Риббентропу опубликовать их показания в «белой книге» – то же самое было проделано с документами, захваченными в Варшаве, – дабы представить западные демократии как «поджигателей войны».
Бои в Норвегии продолжались до 10 июня, когда была подписана капитуляция. За два дня до этого король покинул страну и укрылся в Англии, но и он сам, и правительство публично объявили, что по-прежнему считают себя в состоянии войны, которая будет вестись и за пределами Норвегии.
Операция «Везерюбунг» стоила Германии 1317 человек убитыми, 1604 ранеными и 2375 пропавшими без вести (по официальной статистике); было сбито 242 самолета; потоплены один тяжелый и два легких крейсера, 10 эскадренных миноносцев, четыре подводных лодки и несколько малых судов. Потери англичан составили 1896 человек, норвежцев – 1335 человек, французов и поляков – 530 человек. На море Англия потеряла более 2500 человек и 112 самолетов. Королевский флот лишился авианосца, двух легких крейсеров, девяти эскадренных миноносцев, шести подводных лодок и множества вспомогательных судов. Морские потери были примерно равными с обеих сторон, но по Германии они ударили тяжелее.
Как мы уже говорили, фюрер не собирался воевать с северными странами. Он предпочел бы видеть их в состоянии доброжелательного нейтралитета, что позволило бы продолжать сырьевые поставки в Германию. Попытка навязать Норвегии режим, гарантирующий рейху овладение морскими базами и свободную транспортировку продукции, необходимой для ведения войны, явилась результатом стечения обстоятельств.
К осуществлению планов военной оккупации Дании (для обеспечения сухопутной связи соединений со Скандинавией) и Норвегии немцев подтолкнули советско-финский конфликт и опасение британского морского превосходства. Тот факт, что ультиматум был предъявлен одновременно с введением немецких войск, должен был сыграть на эффекте неожиданности и осложнить организацию сопротивления. Лишь затем предполагалось учредить «дружественное правительство». Тем не менее, в отличие от Чехословакии, Гитлер не намеревался превращать эти две скандинавские страны в свои протектораты; скорее он рассчитывал на создание своего рода конфедерации, которая проводила бы единую внешнюю, экономическую и таможенную политику. При условии, что у Германии появились бы здесь военные базы, она могла бы обеспечивать оборону, тогда как обе страны отказались бы от содержания собственных военных сил.
Этот план, по всей видимости, сложился под влиянием идей Розенберга и убеждения в превосходстве нордической расы, которую следовало объединить в конгломерат германских народов. Это была утопия, абсолютно не соответствовавшая чаяниям самих этих народов. Для надежности Третьему рейху пришлось на протяжении всей войны держать в Норвегии оккупационные войска и гражданскую администрацию, что обходилось чрезвычайно дорого и отвлекало силы, необходимые в других местах. С политической точки зрения это был провал. Злоупотребления властей и преследования гражданского населения со стороны полиции и служб охраны порядка вызывали ненависть к немцам и подталкивали его к сопротивлению.
В Дании обстановка отличалась чуть меньшим драматизмом. Правительство и король оставались на месте и смогли помешать дальнейшему ухудшению ситуации. Немецкое военное командование обладало
Война на Западе
Отношения с Францией с самого начала складывалась совершенно иначе. Идеи и замыслы Гитлера представляли собой смесь «рациональных» соображений и чисто эмоциональных реакций.
«Рациональным» фактором служило его желание избежать необходимости второго фронта в случае восточного конфликта. Поэтому прежде всего следовало покорить Францию – наиболее слабое звено в цепочке франко-британского содружества. Возможно даже, полагал фюрер, поражение Франции заставит Великобританию запросить мира. С военной точки зрения для проникновения на территорию Франции требовалось быстрым маршем пройти через Голландию, Люксембург и Бельгию. Геринг настойчиво требовал размещения в этих странах баз Люфтваффе. Будут ли эти страны придерживаться нейтралитета или просто откажутся воевать, не имело значения. Планировалось применить уже опробованную схему: внезапность нападения и предъявление ультиматума в момент вступления войск на чужую территорию. О том, что Англия может расценить нарушение нейтралитета и захват этих стран как лишний повод игнорировать новые предложения о мире, которые Германия продолжала выдвигать, фюрер предпочитал не думать. Как мы уже показали, он был убежден, что единственным, что заботило Великобританию, было сохранение империи, следовательно, ее интересы лежали вне Европы. Гитлер настолько поддался логике собственных рассуждений, что не желал понимать: для Лондона существование дружественно настроенных стран по ту сторону Ла-Манша имеет огромное стратегическое значение. Перед угрозой в любую минуту оказаться объектом нападения или шантажа, Англия просто не имела иного выбора и вынуждена была продолжать войну до полного уничтожения столь опасного и непредсказуемого противника, как Третий рейх. Но Гитлер, несмотря на глубокую веру в свой талант стратега, мастера политического расчета и знатока вражеской психологии, никогда не задавался подобными вопросами.
Очевидно, это объясняется его германоцентризмом, с позиций которого он всегда рассматривал историю. Если бы не это, фюрер бы вспомнил, что англичане на протяжении четырех столетий отважно сражались, защищая устье Рейна и Шельды, с Филиппом II, Людовиком XIV, Наполеоном и Вильгельмом II. Но он всячески старался внушить себе, что за Ла-Маншем неверно понимают его намерения: ему (за исключением нескольких бывших немецких колоний) не нужна Британская империя, поскольку он не знает, что с ней делать, а выгоду от ее крушения получат только США и Япония.
Эмоциональной подоплекой враждебного отношения к Франции служило желание «отмыть» Германию от позора прошлого поражения и Версальского договора; Гитлер не раз повторял, что грядущий конфликт будет «вторым актом» мировой войны. Но, даже если забыть о Версале, оставался еще Вестфальский мир, превративший Францию в гегемона европейского континента, и Гитлер вынашивал утопическую мечту переделать историю на свой лад. Отныне роль гегемона должна принадлежать Германии, и мирный договор будет, как и в 1648 году, подписан в Мюнстере. Начиная с ноября 1939 года он мысленно делил французские провинции, например отдавал Бургундию южным тирольцам. «Как и всякий гений, – писал Геббельс, – он опережает время». Поэтому представляется крайне маловероятным, что Гитлер действительно рассматривал возможность мирного урегулирования разногласий с Францией, как того желали Штреземан, фон Папен и даже Риббентроп.
Упорство, с каким он вмешивался в разработку военных планов на западе, красноречиво свидетельствует о его решимости применить силу. Он лично занимался составлением планов некоторых «специальных операций», например взятия бельгийской крепости Эбен-Эмаэль к югу от Маастрихта или занятия стратегически важных мостов через Маас и канал Альберта силами парашютных частей или с помощью планеров. Его не останавливал скептицизм Генерального штаба; 27 октября он принял у себя в канцелярии генерала Штудента, командовавшего парашютистами, и долго разъяснял ему значение бельгийского «чулана» в районе Гента, о котором в памяти немцев сохранились самые дурные воспоминания.