Глаз бури
Шрифт:
– Эй, Саймон, смотри, что я приносил!
– крикнул Бинабик. Юноша прошел мимо троих солдат, раскалывавших только что срубленные небольшие деревья на дрова. Тролль сидел на корточках, вытаскивая обернутые промасленной кожей предметы из седельной сумки.
– Кузнец в Наглимунде думал, что я настолько же безумный, насколько маленький, - улыбнулся Бинабик, когда подошел Саймон.
– Но он изготовлял для меня все, чего я желал.
Из развязанных мешочков посыпались очень странные предметы: покрытые гвоздями металлические пластины с кожаными ремнями и пряжками, странные Молотки с острыми
– Что это такое?
– Для уговаривания и покорения гор, - самодовольно улыбнулся Бинабик.
– Даже кануки, очень быстроногие жители, не влезают на очень высокие вершины, когда совсем не готовы к этому. Смотри, вот это, чтобы надевать на сапоги.
– Он показал на пластины с гвоздями.
– А это ледяные топоры - они имеют большую пользу. Слудиг, с несомненностью, узнает их.
– А сбруя?
– Чтобы мы могли связывать себя вместе. Если идет дождь со снегом или если прибежала лавина, или если лед слишком тонкий, когда один упадет, другие могут удерживать его тяжесть. Если бы я имел время, то приготовлял бы упряжь и для Кантаки тоже. Она будет огорчаться, оставаясь сзади, и мы будем иметь грустное расставание, - смазывая и полируя все это, тролль напевал себе под нос тихую мелодию.
Саймон молча смотрел на снасти Бинабика. Почему-то он думал, что лазить по горам ничуть не труднее, чем подниматься по ступенькам Башни Зеленого ангела - круто в гору, но, в сущности, ничего более страшного, чем обыкновенный трудный переход. Эти разговоры о падениях и лавинах…
– Хо, Саймон-парень!
– Это был Гримрик.
– А ну-ка давай, делай дело. Собери хотя бы немного щепок. Устроим последний хороший костер перед тем как лезть в горы, искать свою смерть.
Этой ночью в его снах снова возникла белая башня. Он отчаянно цеплялся за ее скользкие окровавленные стены, а волны выли внизу, и черная красноглазая тень наверху звонила в гибельные колокола.
Трактирщик поднял глаза и открыл рот, чтобы заговорить, но остановился, не сказав ни слова. Он моргал и сглатывал, как голодная лягушка.
Вошедший был монахом в черной рясе с капюшоном, его одеяние в нескольких местах было запачкано дорожной пылью. Что в нем бьшо удивительным, так это размеры. Он был нормально высокий, но могучий, как бочка, достаточно большой для того, чтобы комната таверны - не самая светлая из всех возможных, надо отметить, - заметно потемнела, когда он протиснулся в дверь.
– Я… Извините, отец, - трактирщик заискивающе улыбнулся. Этот слуга эйдонитского бога выглядел так, как будто, увидев грешника, сжимает его, пока грех не вытечет вместе с кровью.
– Что вы спрашивали?
– Я сказал, что обошел все кабаки на каждой улице у этой пристани, и нигде мне не было удачи. Спина у меня болит. Налей мне кружку чего-нибудь покрепче.
– Он протопал к столу и опустил свое грузное тело на скрипучую скамью.
– В этом богом проклятом Абенгейте больше трактиров, чем
– Это портовый город, отец, - сказал он, поставив здоровенную бутыль перед сердитым помятым монахом.
– А в эти дни, когда такое творится.
– Тут он передернул плечами и состроил гримасу.
– Ну просто уйма приезжих ищет комнату.
Монах вытер пену с верхней губы и нахмурился.
– Я знаю. Проклятый позор. Бедный Лут…
Трактирщик нервно огляделся, но эркинландские стражники в углу не обращали на них никакого внимания.
– Вы говорили, что вам не повезло, отец, - сказал он, меняя тему.
– Могу я узнать, что вы ищете?
– Монаха, - прорычал огромный человек.
– Брата-монаха, я хотел сказать, да еще парнишка при нем. Я прочесал пристань сверху донизу.
Хозяин таверны улыбнулся, вытирая фартуком тяжелую бутыль:
– И вы пришли сюда под конец? Прошу простить меня, отец, но боюсь, что ваш бог решил испытать вас.
Большой человек хрюкнул и оторвался от зля.
– Что ты хочешь сказать?
– Так они же были здесь - были, если только это та самая пара.
– Удовлетворенная улыбка трактирщика окаменела, когда монах поднялся со скамьи. Его покрасневшее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица трактирщика.
– Когда?
– Д-два-три д-дня назад - я не уверен…
– Ты действительно не уверен?
– угрожающе спросил монах.
– Или просто хочешь денег?
– Он мрачно похлопал себя по одеянию. Трактирщик не знал, кошелек иди нож нащупывает этот странный Божий человек; как бы то ни бьшо, он никогда особенно не доверял эйдонитам, и проживание в самом космополитичном городе Эрнистира не улучшило его мнения о них.
– О нет, отец, правда! Они… они были здесь несколько дней назад. Спрашивали о ложе в Пирруин. Монах маленький такой, лысый? Парнишка узколицый, черноволосый? Они были здесь.
– Что ты им сказал?
– Чтобы шли к старому Гелгиату, к "Иргвд Рам" - эта таверна с веслом, нарисованным на входной двери, у конца ближнего берега!
Трактирщик в ужасе замолчал, потому что огромные руки монаха легли ему на плечи. Будучи вполне сильным мужчиной, он чувствовал, что его держат легко, как ребенка. Через мгновение у него закружилась голова от сокрушающего ребра объятия, так что когда монах вслед за этим сунул ему в руку золотую монету, он мог только тихо хрипеть, пытаясь расправить сдавленные легкие.
– Милостивый Узирис да благословит твой трактир, эрнистириец, - прогремел огромный человек, и по всей улице головы рыбаков повернулись на шум.
– Это первая удача с тех пор, как я начал этот Богом проклятый поиск!
– Он протиснулся в дверь со скоростью, достойной человека, бегущего из горящего дома.
Трактирщик медленно вздохнул, морщась от боли, и сжал в кулаке монету, еще теплую от огромной руки монаха.
– Сумасшедшие, как лунатики, эти эйдониты!
– сказал он себе.
– Вот уж тронутый!