Глаз филина
Шрифт:
Ли тосковала по Сету. Клэй почти каждый день приносил ей записки от племянника лорда, она писала ответы, но этого было мало, тем более сейчас, когда ее постоянно глодала тревога. В маленьком городке трудно долго скрывать что-то, и городские кумушки быстро углядели: слуга Страшилы зачастил в дом мэра. Тут же припомнили поездку Оливии в замок на следующий день после убийства, да и охлаждение в ее отношениях с женихом не осталось незамеченным. Очень скоро положение дочери мэра осталось единственной преградой, защищавшей девушку от вала сплетен, грязных домыслов и откровенной неприязни. Ли прекрасно видела это, но если в первые дни изменившееся отношение горожан задевало ее, то уже к концу недели она перестала обращать внимание. Некоторые из подруг на улице делают вид, будто не заметили, подумаешь…
Так прошло почти две недели. Записки Сета становились короче, он определенно злился. Ли прекрасно понимала: сидеть взаперти в замке, где его никто, кроме дяди, не жалует, гораздо хуже, чем ей в отчем доме. Да еще с его характером… Она ничем не могла порадовать возлюбленного: расследование так никуда и не продвинулось. Впрочем, Оливия прекрасно понимала: Сету едва ли не в большей степени нужны сейчас другие утешения. Она бы тоже много дала, чтобы провести с ним ночь, ощутить его жадные прикосновения… Увы, об этом приходилось лишь мечтать.
В тот вечер девушка ушла спать достаточно рано. Долго крутилась с боку на бок, удобное положение никак не находилось, сон не шел. А что если ей просто отправиться в замок? Попросить лорда вызвать священника, пусть он совершит обряд, и ей больше не придется расставаться с Сетом. Потом они уедут из Горинга… Теперь мысль о расставании с привычным уютным мирком не была столь пугающей. Сказалась и неприязнь горожан, и созерцание удрученных лиц отца и Камиллы, и, конечно, тоска по Сету, с каждым днем становившаяся все острее, непереносимее…
…Ли брела по сырому берегу речной заводи, под ногами хлюпала пропитанная водой почва. Было темно, девушка задыхалась от ужаса. Как же так: только что она лежала в своей постели, и вдруг оказалась здесь, за городом, одетая, усталая, будто неслась сюда сломя голову. И одна, совсем одна в черном холоде ночи. Ли поскользнулась, упала в прибрежную тину, отдающую затхлым болотным запахом, с трудом поднялась и пошла дальше, брезгливо отряхиваясь. Куда? Она не знала. Ужас гнал ее вперед, просто вперед. Не стоять на месте, идти, идти, бежать, не разбирая дороги… Вон впереди на фоне звездного неба вырисовываются темные кроны деревьев. Может, это плакучие ивы у водяной мельницы? Если б так, она была бы в безопасности, постучит к мельнику, он наверняка откроет… Ли ускорила шаг, сердце трепыхалось где-то в горле, ноги подгибались. Ей казалось, она слышит плеск воды у мельницы. Еще несколько шагов… Да, плеск теперь различим совершенно отчетливо, но не впереди, а сзади! Ледяная волна понимания обдала спину, растекаясь холодом по всему телу: кто-то преследует ее. Девушка рванулась из последних сил, кажется, закричала, но, если и так, не получила ни ответа, ни помощи. Через минуту мощный толчок сбил ее с ног, она упала лицом в обжигающе-холодную воду, а сверху уже наваливалось нечто огромное, ужасное, издающее хрипы и сопение. Ли забилась, пытаясь глотнуть воздуха, вырваться. Давление сверху чуть ослабло, чьи-то ручищи грубо переворачивали ее на спину. Девушка открыла глаза. Над ней нависала огромная темная фигура. На мгновение ей показалось, что она видит блеск глаз.
— Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня, — прохрипела она из последних сил.
Мольба не оказала никакого действия. Ли почему-то была уверена: ее даже не услышали. Преследователь навалился всем своим немалым весом, раздвинул жертве ноги, немилосердно царапая внутреннюю поверхность бедер, а потом низ ее живота залила такая боль, будто внутрь загоняли утыканную шипами булаву, разрывая тело надвое. Девушка закричала, а на ее горле уже смыкались железные пальцы. Последнее, что она ощутила — это зубы, вонзающиеся в левую щеку.
— Ли, девочка, да проснись же!
Она открыла глаза и, не освободившись полностью от пут кошмара, попыталась резко отстраниться к стенке, подальше от нависшего над ней мужчины. Через секунду поняла: это же отец… Харп перестал трясти дочь за плечо и перевел дух. Рядом стояла бледная как полотно Камилла, в трясущейся руке подсвечник, другая судорожно прижата к груди. Оба одеты лишь в длинные ночные рубахи.
— Ли, ты так кричала… — губы Миллы прыгали. — Так кричала…
— Мне приснилось… — девушка замолчала.
— Приснилось и забылось, — мягко сказал Харп, гладя дочь по голове. — Жарко у тебя, вот и снится всякое. Небось, душил кто-нибудь?
— Д-да…
— Не смотри ты так удивленно, Ли, — усмехнулся отец. — Дышать же в комнате нечем. Было б не топлено, приснилось, что замерзаешь ночью в лесу. Или в воду ледяную упала.
Он подошел к окну, поднял раму и распахнул ставни. Над городскими крышами занимался унылый серый рассвет. Ли не стала говорить отцу о том, как холодно ей было во сне, особенно когда она лежала в осенней воде Изис…
— Не оставляй надолго открытым. Отдышись, а потом поспи еще. Пойдем, Милли, — он обнял напуганную женщину. — Я тебя успокою…
Камилла прижалась к мужчине, бросив виноватый взгляд на Ли. Та вымученно улыбнулась. Сейчас желание оказаться рядом с Сетом было непереносимо настолько, что хотелось кричать. Когда дверь за отцом и его женой закрылась, девушка зарылась лицом в подушку и дала волю слезам.
Осенний рассвет, заглядывавший в распахнутое окно спальни Оливии, прогнал темноту и от стен замка лорда Эрланда. Сет открыл глаза и сквозь голые ветви бузины увидел серую каменную громаду. Он с трудом сел, трясясь от холода. Тело затекло и плохо слушалось. Мужчина огляделся, не веря своим глазам. Он сидит в кустах под стеной дядиного замка! Память тут же услужливо откинула крышку сундука, хранившего богатую и донельзя цветистую лексику наемников. М-да, запасы немалые, и половины не переберешь, а, глядишь, совсем светло станет. Перебрать очень хочется, причем вслух. Кто бы ему ответил, как, когда и зачем он выбрался из крепости? В его собственной голове ни зацепки, ни намека… Одежда мокрая, грязная, будто в болоте барахтался. А это что за пятна спереди на рубахе? Похоже, кровь… Так, еще несколько перлов из того самого сундука… Веселее всего будет, если сегодня к дяде снова заявятся горожане с известием об очередном убийстве.
Сет потер лоб, тщетно пытаясь вспомнить хоть что-то. Мысли ворочались медленно, неохотно, но сознание все равно не могло ухватить ни одну из них. Будто он напился в усмерть и ничего не соображает. С великим трудом вспомнил, как вчера вечером лег спать, но уснуть не мог, думал о Ли… ну, не только думал… Ли… Его глупышка, которая, похоже, ничего не боится… А вдруг на рубахе ее кровь? Эта мысль буквально подбросила его на ноги. Пойти в город, узнать… Сет двинулся было к дороге, потом остановился, размышляя. Может, он все еще спит? Подобные же думы мучили его наутро того дня, когда он узнал об убийстве. И за Ли боялся, и в город ехать хотел… В город… Покажись он сейчас в Горинге в заляпанной кровью одежде, горожане попросту разорвут его в клочья. Смерть не из приятных… Расстаться с жизнью не так уж страшно, особенно если он что-то сделал Ли и убил ту девушку. Клэй рассказал ему подробности. Чем творить такое, лучше повеситься. Или пусть дядя мечом голову снесет. А может, он не виновен, и Ли жива-здорова. Нет, надо подождать известий. Умереть всегда успеется… Он вздохнул, побрел к воротам и постучал.
Стражники, узнав родича лорда, открыли, но смотрели с глубочайшим подозрением. Один отправился будить господина. Сет присел на ступеньку лестницы, ведущей к парадному входу. Что ж такое с ним творится? Одежда в крови… Неужели он убийца? Попытался представить, как бы чуствовал себя, лишая жизни беспомощную жертву, раз уж ничего не помнит. Женщин бить ему никогда не нравилось. И вида крови он не любил. Напугать до крика, это да. Или взять грубо, почти силой, так, чтоб причинить боль. Душить?.. Слышать предсмертные хрипы, держать изо всех сил, чтоб не вырвалась, да еще кусать за лицо. Его передернуло. Нет, отвратительно. И на прежние-то забавы уже не тянет. Куда как приятней, когда она не отшатывается с отвращением, а сама к тебе жмется. И кричит не от страха, а от наслаждения… Эх, чего б только не отдал за пару часов с Ли наедине…