Глаза Сатаны

Волошин Константин

Они вышли, спустились к речке. Труп Алесио лежал на прежнем месте, нем­ного тронутый зверьками и грифами, которые неохотно разлетелись по бли­жайшим деревьям.

– Да, зрелище не из приятных, Хуан! – проговорил Ариас, посмотрев на обе­зображенный труп. – Может, спустим по речке. Кайманы ниже по течению обя­зательно поблагодарят нас за отменный обед.

– Брось говорить несуразное, Ар. Поволокли его выше к месту захоронения. Вон уже и скот выгоняют из загона. Поспешим.

Весь небольшой народ долины собрался смотреть на похороны. Сообща от­рыли не очень глубокую могилу, уложили труп и торопливо забросали землёй. Сверху навалили холмик из камней, поставили крест и без молитвы отошли по своим делам. Их, как обычно, было много.

Габриэла не показывалась из своего шалаша до обеда. Её лицо было почти сплошь покрыто синяком, глаза заплыли и едва смотре­ли на мир. Вся её новая одежда опять висела клочьями и была в пятнах за­сохшей крови. Вид её был ужасен.

Хуан не осмелился подойти к ней. А она лишь взглянула на него и отвер­нулась, прошла к речке, подальше от места её схватки.

Укрывшись за кустами, она разделась, долго плескалась в холодной воде, отмачивала свои лохмотья, потом долго сидела на берегу в тени, ожидая пока просохнет одежда.

Хуан сам принёс ей обильнуюеду из лепёшек, фруктов и мяса специально зарезанного барашка, запечённого на углях. Немного рома, от которого Габриэла отказалась.

Они молча сидели, не смотрели друг на друга. Хуан так же молча ушёл, ко­гда девушка поела всё, что было принесено.

Габриэла проводила юношу взглядом, ничем не проявив своего отношения от вечернего происшествия.

Весь день она так ничего и не делала. И понятно. Всё тело её ныло от побоев и схватки. Глаза выглядели как щёлки, лицо опухло, а на теле было множество кровоподтёков и ссадин.

Но всё же на душе девушки было легко и свободно. Она лишь ждала, когда вернётся лёгкость тела, отпустит боль, и можно будет приступить к обычным работам. И вдруг ощутила, что эти работы больше не тяготят её, не оскорбляют её достоинство.

Такое ощущение сильно удивило Габриэлу, а мысли повернулись к тому ужасному вечеру, и внезапному бурному всплеску страсти. Остатки гордости, пережитки воспитания ещё сопротивлялись порыву, но и эти чувства куда-то испарялись, тускнели, не вызывали возмущения.

Теперь она часто останавливалась и надолго задумывалась, не контроли­руя своих мыслей. Потом даже с трудом могла вспомнить нить рассуждений, ход мыслей и чувств. И лишь одно чётко обозначилось – стремление к оче­редной близости с этим небольшим, худым юношей, с которым она испытала та­кое блаженство и наслаждение, о котором забыть было просто невозможно.

Поймала себя, что ждёт встречи с Хуаном. Глаза сами рыскали в надежде увидеть его худую фигуру. И вдруг вспомнила, как в усадьбе заставляла продемонстрировать умение метать кинжал, и как с презрением отвергла его возможности.

А в тот вечер, кинжал тёмной летучей мышью мелькнул перед глазами, и проклятый мулат упал, сражённый точным броском. И опять же: как он подло­вил её с чтением письма. Или это молодой мулат? Да они друзья ведь! И по­думала ещё: «Господин и сам отлично должен читать! Как она понадея­лась тогда со вторым посланием! И вот теперь она без пальца. Хорошо, что только мизинец, и на левой руке! До сих пор болит и ноет!»

Её вывел из задумчивости голос Хуана:

– Сеньорита чем-то обеспокоена?

Она вспыхнула, повернула покрасневшее лицо, не успев скрыть охватившее волнение. С ответом не нашлась, продолжала смотреть снизу в рядовое лицо юноши, обросшее неопрятной бородкой, с грязными волосами, спускающимися на плечи.

– Хуан, ты можешь мне кое-что разъяснить? – вдруг спросила Габриэла, оч­нувшись от оцепенения и смущения.

– Теперь могу, сеньорита, – с готовностью ответил юноша. – Что вас трево­жит, сеньорита?

– Почему так официально, Хуан? – спросила девушка голосом не госпожи, а скорее просительно и очень скромно.

– Положение обязывает, сеньорита, – насмешливо произнёс Хуан. – Я не могу себя ставить на одну доску с такой сеньоритой.

– Ты же сам дворянин. И отец о тебе говорил, как о дворянине.

– Я так представился для того, чтобы иметь право носить шпагу, сеньори­та. Неприятно слышать такое, сеньорита?

Она не ответила, помолчала с минуту и неожиданно заявила, вскинув глаза:

– Я почему-то в душе предполагала нечто подобное, Хуан. Но сейчас мне твоё заявление кажется почти несущественным.

– Почти? – Хуан улыбнулся, вспомнив историю её семьи. – Я мог бы пове­дать вам, сеньорита, очень много интересного, но стоит ли бередить прошлое?

– Это касается меня или моей семьи? – Габриэла насторожилась, и лицо по­блекло, даже немного побледнело.

– В основном – семьи, сеньорита.

– Ты обещал всё рассказать! Сделай одолжение, Хуан, расскажи! Мне уже с детства казалось, что в моём роду имеется какая-то тайна. По некоторым на­мёкам, отдельным словам можно было догадаться.

– Вряд ли вам понравится мой рассказ, сеньорита, – грустно улыбнулся Хуан.

– Сейчас, как никогда, Хуан, мне хотелось бы проникнуть в тайну моего ро­да. Прошу, не тяни и расскажи мне всё. Всё, что сам знаешь.

Хуан долго раздумывал, не решаясь приступить к повествованию, не будучи уверенным в правильности своего поступка.

– Что ж, сеньорита. Вы сами этого хотели.

В глазах Габриэлы мелькнул страх. Но одновременно она чувствовала и сильное любопытство. И она с готовностью кивнула.