Глаза Сатаны

Волошин Константин

– А что может её связывать с вашим отцом, дон Рассио? Вы что сами зна­ете об их отношениях?

– К сожалению, дон Амбросио, я ничего не знаю. Отец не соизволил мне поведать об этом. А матушку я побоялся тревожить. Она и так очень плоха.

– Понимаю, сеньор, – ответил алькальд и внутренне усмехнулся.Он вспо­мнил, как судачили в городе после очередного кутежа дона Рожерио, который в свои старческие годы не отказывал себе в удовольствии развлекаться в обществе молодых привлекательных сеньорит. – Ваша матушка и так была бо­лезненной женщиной, а теперь... Однако мы проверим ваш намёк, сеньор. И я тотчас пошлю лучшего моего сыщика разнюхать про эту сеньору как можно больше и подробнее.

Донья Корнелия уже несколько дней находилась в подавленном состоянии. Её мучили кошмары по ночам, она мало и тревожно спала. И отлично понимала, что может значит такое состояние.

Дня за два до разговора дона Рассио с алькальдом, она вдруг заторопи­лась, собрала узелок с вещами Эсмеральды, заявив ей решительно:

– Мира, мы должны немедленно уйти из дома.

– Уйти? Зачем, бабушка? И куда же мы пойдём?

– Я знаю куда, внучка. Так надо.

Эсмеральда уже знала, что такое выражение лица бабушки не предвещает ничего хорошего. Спорить бесполезно.

И они, в наступившей темноте, неспешно ушли к побережью по дороге, что ви­лась среди холмов, иногда скрываясь в тоннелях из деревьев.

Идти пришлось недолго. Всего с милю за городом, и они свернули в сторо­ну, куда вела тропинка, плохо обозначенная в такую ночь. А луна ещё не вс­ходила.

– Бабушка, а тебе не страшно? – шептала девочка, когда они удалились от дороги. – Куда ведёт наша тропинка?

– Мы дойдём до ручья, перейдём его и попадём к одному негру, где ты по­живёшь немного.

– К негру? А кто он такой? Он не страшный?

– Нет, Мира. Он добрый и позаботится о тебе. Ты поможешь ему с огоро­дом и пчёлами. Полакомишься мёдом. Он готовит вкусный напиток из трав. У тебя будет собака и коза. Ты будешь довольна.

– Он что, один живёт?

– Один, Мира. Его освободили от рабства после того, как он покалечился.

– А что с ним, бабушка?

– У него одна нога не сгибается, и он ходит хромая и с трудом. Так что у тебя будет возможность помочь ему в доме.

– У него большой дом?

– Скоро увидишь, Мира. Не торопись. А вот и ручей. Смотри не оступись.

Они перешли шаткий мостик, углубились в чащу с её шорохами, таинственны­ми криками ночных обитателей и тучами москитов.

Сквозь чащу вдруг блеснул огонёк.

– Уже пришли, Мира? Заметила огонёк?

– Ага, бабушка! Мне страшно! Вдруг на нас кто-нибудь нападёт!

– Здесь нами никто не поинтересуется, Мира. Это в городе могут напасть.

Они вышли на поляну, где горел костёр, а рядом чернела хижина без окон. У костра сгорбленно сидел человек, обмахивая себя веточкой с листьями.

– Сеньора Корнелия? – Поднял голову человек и посмотрел на пришедших.

– Я, Кумбо, – устало отозвалась старуха. – Вот привела тебе внучку. Ты с нею поживёшь маленько. Не против?

– Какой разговор, сеньора, – ответил негр, не встав с чурбака. – Буду только рад такой гостье. Тебя Мира зовут? Я уже слышал про тебя.

– Откуда ты мог это слышать? – удивилась девочка, с любопытством рассматривая старого негра.

– Мы с твоей бабушкой давно знакомы. Это она мне устроила этот земельный участок в четверть фанеги. и теперь я не раб и могу работать на себя. Лишь налог плачу, остальное – моё.

– Бабушка, почему ты никогда мне об этом не говорила? – девочка с некото­рой обидой посмотрела на усталое лицо старухи, с бликами света от костра.

– Надобности не было, Мира. И ты об этом много не болтай. Поживёшь здесь неделю-две, и я верну тебя, коль захочешь.

Внучка настороженно глядела на старуху, спрашивать больше побоялась – ли­цо бабушки не предвещало ничего хорошего.

Лало торопил мула, подгоняя и так уже изрядно уставшего. Ему казалось, что погоня мчит по пятам, хотя и сознавал, что испанцы весьма медлительный народ и поднять их с места не так уж легко.

Мул чуть не падал, когда Лало добрался до деревни. Отец со страхом оглядел молчаливого сына, пересчитал реалы, покачал голо­вой, с опаской глядя на изнурённого Лало.

– Лало, ты не слишком ли завяз в этом грязном деле? – спросил отец, отст­ранив мать, ринувшуюся обнять сыночка.

– Будешь говорить, что надо – и никто тебя не тронет, отец, – хмуро ответил парень. Помолчал и обстоятельно поведал и том, что надо говорить, коль белые будут спрашивать о нём. А под конец сказал решительно:

– Пусть Икути постоянно пасёт скот в соседней долине. Я туда обязательно приду, будто с охоты. – Повернулся к пятнадцатилетнему брату, многозначитель­но кивнул, мол мотай на ус и запоминай. – Завтра я уеду, аты, Икути, гони в ту долинку скот. Особо торопиться не стоит. И паси там, жди меня.

Мальчишка молча кивнул. Он, как и старший брат, не отличался говорливос­тью и охотно ушёл бы подальше от родительской опеки и беспрерывного труда на поле. А пасти скот ему нравилось, это было не так трудно.

Ещё до рассвета Лало с одним вьючным мулом выехал в долинуКоарами. В деревне все были понятливыми, трепать языками не приучены и можно было не сомневаться, что никто не проронит лишнего слова про Лало. Он добрался до долины довольно скоро.

Хуан поспешил расспросить метиса. Они уединились на берегу речки. Захо­дящее солнце ещё сильно припекало спины, Лало то и дело разбрызгивал воду руками и ногами, освежая разгорячённое тело.

– Сеньор, я слушал тех сеньоров и думал. Плохи дела.