Глаза Сатаны

Волошин Константин

– Вы написали всё, что требовалось, сеньорита? – спросил он с лёгким сме­шком в глазах, что не пытался скрыть.

– Всё! – чуть не крикнула Габриэла. – Можете прочитать, если не верите!

– Что мы и сделаем, – усмехнулся Ариас.

Он немного читал про себя, потом посмотрелна Алесио, проговорил весело:

– Послушай, что она пишет, Ал, – и принялся медленно, с остановками пере­читывать написанное.

– Ну и стерва! – подскочил Алесио, прослушав до конца. – Вот теперь я по­забавлюсь тобой, сучка, всласть! Надо же!

Удумала всё же обдурить нас!

Он схватил её за волосы, запрокинул голову и, выхватив нож, слегка полос­нул её по коже. Кровь засочилась их пореза, а Габриэла закатила глаза и потеряла сознание.

– Дьявол тебя задери, Ал! Какого чёрта ты её так напугал! Лей воду на голову и лицо! Ещё помрёт с перепугу!

Вся мокрая, Габриэла очнулась и её усадили.

– Как нехорошо вы поступили, сеньорита, – ласково проговорил ей Ариас. – А мы оказались не такими дураками, как вам бы хотелось, сеньорита.

– Хватит с ней болтовнёй заниматься, Ар! Пусть пишет новое письмо, и мы снабдим его её нежным пальчиком, ха-ха! Это должно её возбудить.

Мулат демонстративно вытащил мачете, попробовал остроту лезвия, сказал почти добродушно:

– Пусть пишет, а я пойду поищу колоду для отсечения, ха! Пока, крошка!

Они вернулись уже после обеда, й всё это время Габриэла не получила ни крошки еды, ни глотка воды, если не считать, когда её отливали.

Алесио бросил на пол пещеры обрубок дерева, уселся на него, а Ариас мол­ча стал читать письмо. Поднял голову на Габриэлу, посмотрел внимательно, проговорил с расстановкой:

– Припишите, что вам сейчас отсекут палец, сеньорита.

– Не надо, прошу вас, сеньоры! – в голосе звучал ужас, мольба, он дрожал.

– Слишком ваши родные самоуверенны, сеньорита, – ответил Ариас. – Как ина­че убедить и заставить их выполнить наши требования? Придётся, сеньорита.

Она умоляла, плакала, рыдала, ползала на коленях, но мулаты были непреклон­ны. Алесио грубо схватил её, связал ноги ремешком, правую руку тоже привя­зал к туловищу, Ариас держал её в крепких руках.

Короткий взмах мачете, вскрик Габриэлы и кровь, сочащаяся из обрубка па­льца. И довольный голос Алесио:

– Вот и всё, крошка! Ничего страшного. Обмотай обрубок, я его промою ро­мом. Вот так, – закончил мулат, видя, как корчится девушка, стонет и плачет.

– Пошли, Ал, – бросил Ариас коротко и направился к выходу.

– Погоди, Ар. Я её освобожу, пусть хоть немного заработает себе на еду, а то сдохнет прежде, чем им освободим её и переправим к отцу.

Ариас вышел на свежий воздух. Ему было муторно, не хотелось говорить и тем более видеть этих людей. Пожалел, что смотрел, как Алесио отхватил мизинец, упавший на щебёнку к его ногам. Теперь этот палец лежит в кармане Але­сио и сегодня же уедет в усадьбу.

Лало опять погонял мула, выбравшись наверх долины. Смеркалось. Но тропу метис знал хорошо, и особенно спешить было некуда. Ночью

не разгонишься.

К утру он добрался до брата, отдохнул пару часов и к полудню они пригнали скот в деревню, будто ничего и не произошло. И опять отец тщательно пере­считал три реала, спрятал их, но на сына всё же посмотрел осуждающе.

– Скоро я тебе, отец, десять золотых отдам, – молвил Лало с гордостью. – Я уезжаю вечером. Подбери мне лучшего мула. Мне надо спешить.

Он выехал за два часа до заката и остановился на ночь уже в полной тем­ноте. В голове постоянно мелькали обрывки мыслей, что скоро он будет самым богатым человеком в деревне, сможет выкупить себя и стать свободным и работать только на себя.

Мул оказался очень выносливым. В усадьбе дона Рожерио Лало оказался ещё быстрее, чем прежде. Его тотчас провели в кабинет к сеньору. Даже сиеста не остановила Лало.

Сильно постаревший, с трудом передвигающийся дон Рожерио, принял метиса тотчас, и с надеждой во взгляде, спросил:

– Это опять ты, парень? Что привёз нового?

Лало молча протянул письмо, остался стоять в ожидании.

Он увидел, как дон Рожерио побледнел, охнул и отвалился на спинку крес­ла с белым, как мел, лицом. Метис испугался, выглянул за дверь.

– Сеньору плохо, – сказал он ожидавшему дворецкому.

Дона Рожерио привели в сознание, окружили, охали, ахали, поили вином. Донья Риосеко не могла стоять, упала в кресло, забившись в рыданиях. Про Лало за­были, и только когда дон Рожерио в состоянии был продолжить чтение письма, отстранил всех мановением руки, поманил метиса.

– Что они передали тебе на словах, парень?

– Грозились всеми карами земными, сеньор, если я не выполню их задание, – ответил Лало.

– Я не про тебя спрашиваю, болван! Я про дочь говорю!

– Бог свидетель, сеньор! Я ничего об этом не знаю! Клянусь Девой Марией!

Лало истово перекрестился, оглянулся по сторонам, но дона Рассио не за­метил. Спросить, конечно, не осмелился.

– Проклятье! И Рассио до сих пор не вернулся из города! Что можно сто­лько дней там делать? Немедленно послать управляющего к нему! Сегодня же пусть будет здесь! А ты, – повернулся он к метису, – жди моего распоряжения. Вон, образина немытая!

Лало поспешил на кухню, помня, что там много вкусного.

Уже ночью дон Рассио приехал в усадьбу в сильном расстройстве, и тотчас зашёл в спальню к отцу.

– Наконец-то! Где ты шлялся, балбес? Тут такие дела, а он больше недели шатается по кабакам и девкам! Читай! – И старый сеньор бросил сыну иском­канный лист письма. – И посмотри, что внутри, сынок!

– Что это? – тихо спросил дон Рассио; с его губ эти слова слетели едва слышно. Отец фыркнул в усы, заметив:

– Что, никогда не видел пальцев, отрубленных у рабов? Но теперь это па­лец твоей сестры! В то время, как ты забавляешься в городе неизвестно чем!