Глаза Сатаны

Волошин Константин

Мира обиделась, но, как показалось Хуану, это лишь способ скрыть своё замешательство.

Они подошли к дому. Дети, игравшие по-прежнему, окружили Миру, заметив новые украшения на ней. Возгласы, крики, смех слышались со всех сторон, а Мира преобразилась, крутилась среди этого оборванного грязного народца, и всем показывала дорогие украшения, как ей казалось.

– Мира, бабушка зовёт, – вмешался Хуан в её игру. – Пошли домой. Обед готов, а мы с твоими разговорами совсем забыли купить хорошей еды. Сбегай в ближайшую лавку с детьми, купи чего-нибудь вкусного и угости друзей. – Хуан вручил ей два реала.

Гурьба умчалась, а Хуан остался на улице, присев на чурбан у калитки. Сеньора Корнелия вышла, молча села рядом, вздыхала, молчала, потом сказала поникшим тоном:

– Беспутница опять приставала к тебе, Хуан?

– Да вроде, сеньора, нет... А чего это вы так спросили?

– Так, – ответила старуха. – Знаю, что она только о тебе и думает. Постоянно спрашивает, когда ты появишься здесь. Вот взбалмошная девчонка! Не слушает старуху. Сладу с нею нет.

Хуану стало не по себе от таких слов. Но в них он не услышал осуждения, лишь беспокойство за внучку. С ответом он не нашёлся, продолжал молчать. Молчала и старая женщина, вздыхала, утирала пот с шеи, морщинистой и тощей.

Мира примчалась в окружении ватаги сосущих леденцы детей. В руках держала свёрток, протянула его бабушке, проговорив скромно:

– Это Хуан настоял, бабушка. И вот... посмотри, – и указала на подарки.

– Ко дню рождения, бабушка, – ещё тише закончила она.

– Выпросила, однако, бесстыдница!

Больше она ничего не сказала, взяла свёрток и тяжело поднялась с чурбака. Оглянулась на внучку, внимательно оглядела её и опять же молча удалилась, безвольно покачав головой.

Мира с Хуаном переглянулись, улыбнулись друг другу заговорщицки.

– Как это бабушка ничего не сказала, а?

– Почему ничего? Кое-что сказала, – улыбнулся Хуан. – И слава Богу!

– Я теперь до самого дня рождения их не одену, – и она повернула голову в разные стороны, показывая серьги. – Нравится?

– Мне – да! Но это не значит, что твой выбор удачный.

– Почему? Мне они очень нравятся и хорошо подходят.

– Ты лучше у бабушки спроси. Она в этом толк знает и понимает, что хорошо, а что не очень. У неё большой опыт по этой части. А я... – он махнул рукой, давая понять, что с ним об этом лучше не говорить.

Из хижины потянуло запахом вкусной еды. Мира с весёлым видом проговорила, жадно втягивая носом струи запаха:

– Скоро бабушка позовёт к столу. Есть хочется!

Хуан думал совсем о другом. Вспомнил, что Лало не захотел ехать к хозяину, заявив, что попытается выкупиться сам со временем. По-видимому, ему не терпелось вступить во владение долиной. Юноша улыбнулся, представляя, как изумятся его односельчане свалившемуся счастью.

Перед закатом Хуан распрощался с доньей Корнелией. Мира упросила проводить его до дороги, на что бабушка посмотрела осуждающе.

– Ты долго будешь отсутствовать? – спросила девочка очень беспокойно.

– Не знаю, Мира. Я должен уйти на один остров. Там у меня дела остались. Думаю, что двух месяцев мне хватит.

– Постарайся вернуться к моему дню рождения, а! Можешь?

– Постараюсь, – ответил Хуан, вовсе не уверенный в исполнении обещания. – Иди домой. Бабушка может поругать за твоё ослушание. Слышала, что она тебе сказала? Беги!

– Дай я тебя поцелую, Хуанито! Подними меня к себе.

Хуан с неохотой исполнил её просьбу. Она прижалась к нему, губы её с силой вдавились в выбритую щёку.

– Обещай, что больше не будешь так зарастать бородой, Хуанито!

– Тебе так нравится? – поцеловал он её в бархатную щёку.

– Ага! Ты так совсем молодой, словно мальчишка!

– Хорошо! Я обещаю больше не появляться перед твои очи с бородой. Может, и эту сбрить, – он указал на крохотную бородку клинышком.

– Не возражаю, – блеснула она глазами. – А что ты мне привезёшь с твоего острова?

– Тебе понравилось получать подарки, Эсмеральда?

– Ещё бы, Хуанито! Привезёшь?

– Вот шельма! Конечно! А что ты хотела бы?

– Сам определи! Хочу на твой выбор и вкус. Договорились?

– Договорились! Ну, а теперь слезай и беги домой, пострелёнок!

– Фу, какое слово! Но я и такого тебя люблю, Хуанито! А ты любишь меня?

– Конечно, девчонка... только, как сестру. Ты понимаешь?

– Но я ведь ещё маленькая! Потом ты сможешь полюбить меня иначе... как, – она запнулась, покраснела, договаривать не стала, спрыгнула с мула и побежала назад.

Хуан обернулся. Она тоже повернулась, остановившись. Махнула рукой и опять побежала. Подол платья развевался на ветерке, порхая крыльями бабочки в тонувшем в редких сумерках воздухе.

Юноша улыбнулся, тронул мула и поехал. Улыбка ещё долго не сходила с его губ, а в голове неторопливо перекатывались приятные мыслишки, сосредоточиться на которых он никак не мог.

Лишь проехав большую половину до моря, он стал рассуждать трезво.

«Какая непосредственная, открытая девчонка! Постоянно ставит меня в тупик своими вопросами и предложениями! Однако она очень симпатичная. Не то, что Габриэла с её жёсткими глазами и выражением лица. Интересно, как Мира будет выглядеть через пять лет?»

Эти мысли и рассуждения были приятны ему. Хоть одна душа есть в этом мире, кто любит его без оглядки на положение, деньги и прочую чепуху богатых людей.

Потом ему показалось, что ехать на Монтсеррат не очень-то и хочется. И вспомнил про Ариаса. Подумал с сожалением: «С чем он встретит меня? Останется ли со мной, или уже исчез? Стало быть, в отношении с золотом, всякая дружба может лопнуть, как мыльный пузырь? Неужели так велика сила золота? А что? Вполне возможно. Только оно даёт человеку настоящую свободу и независимость. Значит, и мне не стоит разбрасываться им, если хочу быть вольной птицей».