Глаза Сатаны
Шрифт:
– Правда, Хуан! Бабушка обязательно узнает. Что ж делать?
– Я придумал! У тебя скоро день рождения, а я вряд ли смогу быть у тебя! Пусть это будет тебе подарок от меня! Как, подходит, а?
Её яркие губы растянулись в улыбке, глаза заблестели озорно.
– Вот здорово ты, придумал, Хуанито! Наклонись ко мне, – прошептала она.
Он наклонился, и Мира стремительно коротко поцеловала его в губы.
Хуан чуть не отшатнулся, но удержался, ощутив прилив нежности, смущения и волнения одновременно. А Мира
– За это, ты получить от меня!.. – Он не закончил, не придумав ещё кару.
– Что я ещё получу, Хуанито? – тут же вскричала девочка. В голосе слышался отчаянный вызов, готовность броситься головой вниз в ледяную воду. И Хуан это подметил. Волнение усилилось. Пришлось унять его продолжительным молчанием.
– Почему не отвечаешь? – в её голосе звучали уже спокойные тона.
– Ты меня смутила, Эсмеральда. Я не знаю, что ответить. Лучше купим твои украшения, а там посмотрим. Смотри лучше, не ошибись. Ты, наверное, в этой лавка побывала, а?
Она с готовностью закивала головой. Взяла его за руку.
– Спроси ты, Хуан. Я боюсь.
– Чего ж тут бояться. Я рядом ведь. Спрашивай.
Девчонка тихо заговорила, лавочник плохо слышал её тихий голос.
– Сеньорита спрашивает показать ей вон те украшения. – Хуан указал.
– Деньги у вас имеются, сеньор? – с недоверием спросил лавочник.
Хуан вытащил мешочек, встряхнул его.
– Лучше поспеши, сеньорита не хочет ждать.
– Извольте, – засуетился лавочник. – Прошу, сеньорита, – и он разложил на прилавке серьги и ожерелье.
Мира с затаённым восторгом взирала на них, боясь тронуть руками.
Хуан молча взял ожерелье, застегнул его сзади на шее, серьги отдал Мире, попросив купца:
– Зеркало, где зеркало? Подай, голубчик.
Мира вертела головой, меняла серьги, восторженные глаза не могли оторваться от восхитительного зрелища. Наконец она вздохнула, повернула потухшие глаза к Хуану.
– Но это же, наверное, очень дорого, Хуан?
– Сколько я должен? – обратился он к купцу.
Тот назвал цену. Хуан с недоумением посмотрел на жадного купца, отсчитал немного меньше, проговорил жёстко:
– Никогда не жадничай, голубчик! Это не поможет тебе! Пошли, Мира!
Купец было бросился возражать, но Хуан уже вышел, держа Миру за руку.
– Хуан, это же так много! – ужаснулась девочка. – Мне даже страшно стало! И идти с ними как-то неудобно. Вдруг кто из знакомых увидит?
– Пустое, Мира! Ты и не такое должна иметь! Только подождать надо немного. Иди и не волнуйся. Ты довольна?
– Да! Я и мечтать не могла ни о чём подобном, Хуанито. Можно тебя ещё раз поцеловать? – Мира покраснела, но не очень сильно.
– Пока нельзя, моя Мира, – усмехнулся Хуан. – Пойдём к цирюльнику. Я побреюсь, постригусь, и тогда можешь сколько угодно. А ты должна надушиться лучшими духами, какие найдутся у цирюльника. Согласна?
Она молча кивнула, но было видно, что немного огорчена затяжкой её порыва, её желания поблагодарить своего благодетеля.
Хуан долго разглядывал себя в зеркале, поданном цирюльником. Повернулся к Мире, спросил с неловкой улыбкой:
– Так лучше? Тебе нравится?
– Ой! Конечно, Хуанито! Ты совсем неузнаваемым теперь стал!
Они вышли, прошли молча немного, потом Мира приостановила шаг, повернулась к Хуану, покраснела и прошептала:
– А теперь ты позволишь мне тебя поцеловать?
– Теперь можно, моя Эсмеральда! – с наигранной весёлостью и бравадой, ответил Хуан. Наклонился и Мира опять осторожно прикоснулась своими трепетными губами к его губам.
– А ты можешь меня поцеловать? – опять покраснела Мира.
Он отечески обнял девчонку, вдыхая аромат её духов и детства. Она была немного влажной от волнения. Он нежно поцеловал её в щёку, потом повернул лицо и поцеловал в другую.
– Почему не в губы, Хуанито?
– Глупышка, в губы целуют только влюблённые и супруги, – немного растерянно ответил Хуан. Он был явно обескуражен, взволнован этой наивной девчонкой, не знал, как вести себя.
– Я слышала об этом, Хуанито, – ответила Мира, понурила голову, но потом всё же продолжила: – Мне всё время об этом мечтается!
Хуан не на шутку испугался. Эта девчонка совсем спятила, он в недоумении смотрел на неё, не зная, как ему поступить. Мира тоже молчала, подавленная собственной смелостью и страхом перед осуждением и стыдом.
– Ты о чём это думаешь, Мира? – наконец выдавил он нерешительно. – Ты так юна, ты ещё малая девчонка, и не должна так думать! Откуда такое у тебя?
– На улице часто об этом говорят, – тихо сказала она, покраснела, словно поняв, что сказала очень стыдное и неприличное.
– Тебя необходимо послать в монастырь, Эсмеральда! – Строго сказал Хуан. – Там тебя научат правильно себя вести, не говорить глупости разные!
– Мы же друзья, Хуан! А друзьям надо говорить обо всём, что в голову придёт. Ты старше, и уже много повидал. Кто, как не друг, вроде тебя должен помочь мне понять жизнь? К бабушке с этим никак нельзя обратиться, а на улице много гадостей говорят. А тебе я доверяю.
– Мира, всегда оказываются тайны, которые не стоит высказывать... даже друзьям. Особенно, если друзья такие, как мы с тобой.
– Какие? – спросила Мира с испугом.
– Ну... Ты девочка, а я всё же мужчина, хоть и твой друг. Ты поставила меня в неловкое положение. Я никак не могу принять условия твоей игры.
– Какой игры, Хуан? – воскликнула Мира. – Я не играю!
– Так говорится, Мира! Об этом не говорят постороннему мужчине... Особенно такие маленькие девочки. Давай оставим этот разговор! Он глупый!