Глаза Сатаны
Шрифт:
– Ты ведь недавно с ними? – Кивнул вперёд. – Что, так всегда гробили ляхов? Жутко было смотреть. А тебе?
– Ещё бы! А им хоть бы что! Даже не поморщатся. Задубели, что ли?
– Видать так. Мне один дед говорил, что к этому, к убийству, значит, не так уж трудно привыкнуть. Не верится что-то. Едва блевотина не задушила.
– Чёрт его знает, Омелько. Но и меня жуть берёт. А как по-другому с этими душегубами поступать? Они-то ещё похлеще мордуют наш люд. Уж этого я тоже насмотрелся. А ты и на собственном горбу испытал.
– А нас-то примут на Сечи? Боязно, коль назад вернут.
– Демид клянётся, что он постарается. Говорит, что ляхи до Сечи только руки тянут. Но ещё не схватили. Полностью, я говорю.
– Вон Фома говорил, что всех, что с каким-то Криштофом были – всех завернули до прежних панов. Как их там мордовали, знаешь?
– Можно представить, – грустно отозвался Ивась.
Всадники растянулись по тропе шагов на пятьдесят. Впереди затемнел лесок, манящий прохладой, но речки нигде видно не было. А солнце уже садилось за волнистую кромку горизонта.
Голос Демида донёсся до молодых людей:
– Эгей! Поспешай! До воды надо добраться! А впереди ничего не видно!
Приятели переглянулись, ударили коней пятками и трусцой потряслись к остальным. Впереди ехал Демид, зорко высматривал местность, уже подёрнутую лёгкой предвечерней дымкой.
Но проскакали ещё больше получаса, прежде, чем в густых сумерках блеснула вода. Это был небольшой ставок с ключом, бившим около берега.
– Хоть это нашли! – благодарно воздел глаза к темнеющему небу Карпо.
Тучи комарья вились вокруг, пока не задымил небольшой костерок, но пришлось разжечь другой для приготовления пищи.
Быстро забулькала пшённая каша в казане. Фома тонко нарезал сала с прожилками мяса. Хоть и старое, но всё ж сало. А после целого дня тряски в сёдлах, и эта еда казалась отличной. Да и к какой ещё еде привыкли наши путники, постоянно ощущающие её недостаток.
– Ещё дней десять такого пути, – мечтательно протянул Демид, – и можно считать себя настоящими казаками-сечевиками. Поди готовят какой поход за зипунами, добывать себе казацкого хлеба. Хорошо бы.
– Вряд ли, Демид, – лениво отозвался Карпо. – Время уже для этого вышло.
– Как сказать, – не унимался Демид. – Всякое бывает на Сечи.
Однако разговор не клеился. Легли спать рано, договорившись сторожить по очереди. В первую очередь стал Ивась.
Было немного страшновато. Пришлось убедить себя, что это ночное, и он с хлопцами сидит у костра и слушает нескончаемые сказки и побасенки. Или сам рассказывает. Как придётся.
Вспомнилась мать, сёстры. Об отце вспомнил как-то отчуждённо. Знал, что тот, если встретит, отлупит жестоко, не говоря уж о том, что ругать будет долго и нудно. И несколько дней.
Он унёсся мыслями в родное село, но о Ярине вспоминать не хотелось. И хоть понимал, что она ни в чём не винна, но неприятный осадок всё же глодал его изнутри.
Ивась вздрогнул, понял, что мысли и воспоминания превратились
Пришлось встать, разминая остывшие ноги и спину. Пошёл к коням, подогнал ближе к лагерю, потом поднялся на едва заметную возвышенность, оглядел серебрившуюся под молодым месяцем местность и вдали, на севере заметил одинокий огонёк.
Захотелось приблизиться, поговорить с людьми, но где он, этот огонёк?
Вернувшись в лагерь, постоял в раздумье: будить или нет себе замену? В конце концов сонливость прошла, и он посчитал правильным посторожить ещё немного. Звёзды мало что дали ему. Время по ним он читать ещё не сумел. И пожалел об этом, пообещав научиться у старших.
Выступили до солнца, перекусив остатками каши, салом и луком, запив это невкусной водой из ставка. Лошади дохрумали последний овёс, отдохнули и бодро вышагивали по сухой траве, предвещавшей непогоду и дождь. Вьючные таились на длинных поводьях сзади Фомы.
Поднявшись на пологий бугор, тотчас заметили мелькнувшую тень вдали, скрывшуюся в низком кустарнике в полверсте севернее.
– Не татарин ли шмыгнул? – забеспокоился Карпо. – С них станется. Любят шайками шататься по степи. Всё никак ясыря не нажрутся, нехристи!
– Может, показалось, – попробовал успокоить Фома.
– Может, и показалось, да вряд ли, – задумчиво отозвался Демид. – Или поляки шныряют отрядами. Вылавливают беглых своих.
– Во всякой случае поберегтись следует, – процедил Карпо. – Гляньте на оружие. И с вьюков поснимать след самое ценное себе на сёдла. Если чего, может придётся вьючных бросить.
– Ух, Карпо, ты и осторожничаешь! – повернул голову к другу Демид. – Да пусть будет по-твоему. Помнится, ты так не раз выручал своими требованиями поостеречься.
Казаки неторопливо пересматривали поклажу вьючных коней, перекладывая к себе харч и одеяла. Фома не отказал себе в удовольствии скатать красочное атласное покрывало с кровати последних панов. Карпо посмотрел па него и усмехнулся в усы.
Отряд тихой рысью трусил по гребню гряды, тянувшейся на юго-восток. В жарком мареве смутно виднелось небольшой хутор. Он манил к себе колодезнои водой, сеновалом, отдыхом.
– Завернём? – повернулся Демид к Карпо и Фоме, трусившими рядом.
Те согласно кивнули.
Кони, учуяв близкую воду и жильё, пустились крупной рысью и за полчаса уже въезжали в крохотное село с речкой, огибавшей его с двух сторон.
– Всё же есть ещё вольные деревни на нашей земле, – восхищался Демид. Он внимательно осматривал людей, хаты, приветствовал баб и мужиков. – Где у вас колодец, красуни? – Это он к трём девушкам, что полоскали бельё на мостках у речки. – Холодненькой испить охота.