Глаза Сатаны
Шрифт:
Девушки засмеялись, указали чуть выше, где среди зелени деревьев, виднелся журавель колодца.
Редкие селяне подошли узнать, что за люди.
– Как у вас тут, мужики? Тихо? – Демид оглядел троих ещё не старых, в холщёвых рубахах, селян.
– Бог миловал, добрый человек. Всё тихо. Пан до нас ещё не добрался, – ответил один из них, почёсывая бровь заскорузлым пальцем.
– Дай Бог, чтоб и во веки веков не добирался, – очень значительно проговорил Фома. – У других уже вовсю шуруют паны. Смотрите, не провороньте.
Мужики неопределённо пожали плечами. Вид их был довольно потерянный.
– Смотрю на вас, мужики, – сказал Демид, – что-то вы не дюже веселы. С чего бы это вы?
– С чего веселиться, казаки? Кругом нас уже полно панов по сёлам сидят. Может, скоро и до нас дело дойдёт. Не так уж много наших сёл осталось вольными.
– Да! Король всё раздаёт своим шляхтичам; всё новые и новые земли с сёлами и людьми, – проговорил Карпо, сплюнул в пыль, снял шапку и вытер со лба обильный пот.
– Чужих поблизу не встречали? – поинтересовался Фома.
– Вроде нет, пан казак. А что?
– Да вроде показалось недоброе нам с час назад, или больше.
– Наши ещё не все вернулись с поля, – заметил один мужик. – Коль что узнаем, казаки – поведаем тотчас. Понимаем...
– Где бы нам переночевать здесь, а? – И Демид обвёл село глазами.
– У Кондрата Бакулы можно. Сарай, считай, пустой. Остатки сена найдутся, хозяин не будет возражать. Идёмте, я провожу, – мужик махнул рукой.
Заматеревший Кондрат без тени мягкости в лице глянул на гостей, кашлянул, промолвил густым голосом:
– Оно-то можно, да как бы паны не узнали чего. В четырёх верстах на сход село с дюже злым и въедливым паном.
– Мы заплатим, Кондрат, – полез в карман Демид. – А, если что, так можешь вполне всё свалить на нас. Мол, принудили, проклятые низовики. С нас, как с гуся вода! – И Демид мрачно усмехнулся.
– Тогда, казаки... Что ж, располагайтесь. Я не против. Свои ведь...
Коней напоили, засыпали остатки овса, а путники, помывшись в речке, завалились спать ещё до темноты, плотно поужинав горячего и гречневой каши.
Их разбудили в темноте. Какой-то молодой парубок с трепетом в голосе шептал:
– Вставайте быстрей! Беда подходит! То ли поляки, то ли казаки сюда конными прут! А поляки там точно есть!
– Откуда знаешь? – метнулись слова всполошившихся казаков.
– Сам видел! Стояли на бугре и высматривали в деревне что-то!
– Много их? – не унимался Демид, торопливо натягивал сапоги и сопел.
– Кто ж их знает! Темно ведь. Думаю, что два десятка наберётся, а там поди посчитай. Темнеют, и всё! Я помогу оседлать коней!
– Кобылу вьючную надо бросить, Демид, – предложил на ходу Карпо. – С нас хватит и одной скотины! Не забывай оружия, хлопцы!
Все выскочили на тёмный двор. Кони беспокойно вскидывали головы, шарахались в стороны, а казаки, сдерживая ярость, пытались успокоить животных, бегая вокруг с сёдлами и припасами.
– Куда подадимся, Демид? – спросил негромко Карпо, уже крутясь на коне.
– Хлопец молвил, что отряд заходит со схода. Куда ж ещё? В ту сторону, – махнул рукой на запад. – Выезжай со двора! Омелько, вьючного коня возьмёшь! Просмотри, всё захватили? Эй, хлопец, где ты?
– Чего надо, пан казак? – вынырнул тот из-за шеи коня.
– Кобылу спрячь. Могут придраться. И вот тебе за труды, – сунул в загрубевшую ладонь несколько серебряных монет. – Прощай! Спасибо тебе!
– Храни вас Господь, пан казак, – ошалело пробормотал парень.
Беспорядочный перестук конских копыт дробно бухал по пыльной дороге и затих, провожаемый истошным собачьим лаем.
Парень торопливо вскочил на кобылу, звонко ударил её ладонью по крупу и погнал к околице, подальше от предполагаемого появления отряда.
Конный отряд вошёл в деревню тихим шагом, в молчании.
– Собаки неспроста взлаяли, пан хорунжий, – тихо молвил казак, ехавший чуть сзади польского офицера.
– Я слышал, – недовольно ответил поляк. – Проверим. Село маленькое и мы докопаемся. Приступайте к поиску. Да будьте поосторожнее. Они вооружены. Послать вперёд трёх в разведку. Пусть проедут версты три, посмотрят. Вперёд!
В отряде свистнули, собаки зашлись лаем, в хатах завозились, стали появляться светлые тени людей, выглядывающих из ворот и окошек. Заголосили бабы, дети заплакали. В окнах засветились тусклые лучины.
Двадцать хат деревеньки всполошились, люди высыпали на улицу, в страхе наблюдая, как проворно и деловито казаки рыщут по хатам и сараям, отвешивают незлобивые оплеухи и тычки.
Хорунжий спокойно восседал на рыжем жеребце, покусывал ус, держа руку на рукояти нарядной сабли.
– Пан хорунжий, ничего такого не нашли, – подбежал десятник в запаренном кафтане, с шапкой в руке. – И селяне ничего такого не знают.
– А собаки? Они ведь кого-то провожали? – Хорунжий огляделся на топтавшихся с озабоченными лицами мужиков и баб. – Предлагаю золотой тому, кто скажет что-нибудь о бандитах, рыскающих в округе!
Селяне зашептались, пожимали плечами, жадно посматривали на сверкающую в свете редких факелов монетку. Один старик выступил на шаг, поклонился почти до земли, молвил тихо:
– Пан офицер сам мог убедиться, что всё село мирно спало. Мы никого в своём селе не видели, не принимали. Слухи бродят – это верно. Сами слышали, пан офицер! Простите, если что не так, ясновельможный пан!
– Пшёл, пся крев! Быдло замазанное! Все воры, всё скрывают, голодранцы!
– Пан хорунжий, разведка прибыла.— Десятник заискивающе смотрел снизу на командира.