Глаза Сатаны
Шрифт:
Ивась сам немного разозлился. И чего вспылил? Он корил себя, понимая, что и его волнует то, что затронул Омелько. И ещё из-за не проходящей у него стеснительности. Это раздражало, злило, но изменить ничего не могло.
Завидовал тому же Омельке, как тот почти мгновенно сходился с любой женщиной, находил о чём поговорить, хоть почти не знал языка. И ещё подумалось, что, накопив денег, заведёт своё дело и тогда выберет себе женщину по вкусу. И тут же подумал: «А какой у меня вкус? Я его и не знаю. Вот загвоздка!»
И опять
И всё же Ивась посчитал себя просто немного обойдённым природой. Его слишком большой нос для его тощей фигуры вызывал насмешки матросов. Он был уверен, что и девушки не обращают на него внимания по этой же причине. Однако вспоминались сальные шутки и насмешки матросов, где он в этом отношении должен был быть на высоте. Но...
Потому он больше всех на борту зажимался с оружием, особенно со шпагой и ножом.
Его приятель-мулат, Ариас, старался побольше вертеться около, постоянно учил его испанскому и вместе они учились метать нож в цель, чему дал им толчок, как ни странно, кок Фрозер Косой.
– Фрозер, – спрашивал Ивась у кока, – ты косой, а как здорово бросаешь нож! Как это у тебя получается?
Это происходило больше месяца назад, и теперь Ивась уже сносно пользовался этим оружием.
– Ты отлично будешь бросать, Джон, – уверял кок юношу. – У тебя такой хлёсткий бросок, что только попадать надо.
– Вон Джек Крэбб, Косой! Он в пять раз сильнее меня. Что, он хуже меня бросает нож?
– Он в пять раз сильней тебя, как у тебя в пять раз сильней бросок, мой костлявый юноша, ха-ха!
Ивась в недоумении смотрел на кока, но тот ничего не мог объяснить. Только улыбался и повторял:
– Бросай раз по пятьдесят в день и скоро тебе равных не будет!
– А ты, Косой?
– Ты и так уже догнал меня в силе, до меткости осталось совсем немного. Да и в силе я тебе наверняка проиграю, Джон. Вольно быстр ты, приятель!
Всё это подбадривало парня. Он постоянно орудовал ножом и постепенно его руки стали столь ловкими, что матросы опасались с ним задираться, отшучиваясь, когда Ивась клал руку на рукоять ножа.
Ещё до полуночи несколько шлюпок с флагмана оповестили все корабли эскадры, что перед рассветом сняться с якорей и выходить в море.
Курс не обозначался, просто следовать за флагманом.
– Вот и закончилась компания! – воскликнул Мак-Ивен в каюте, сидя напротив Барта с кружкой в руке. – Ничего мы не получили, и встаёт вопрос: в какую сторону нам податься?
– Такой морской волк, как Дрейк, просто так не покинет эти воды, Бен.
– Считаешь, что он будет искать новые пути наполнить трюмы драгоценными грузами?
– Без сомнения, капитан. Сейчас мы богаче его во много раз. А это ещё не то, что мы рассчитывали иметь. Посмотрим,
– Тут ты прав, Барт. Последуем за ним. Есть надежда, что е его стола и нам крохи перепадут.
Солнце поднялось из-за моря, и удивлённые и обрадованные жители Сан-Хуана обнаружили пустой залив и вдали громаду парусов уходящей английской эскадры.
Сэр Френсис был в дурном настроении. Он грубо грохотал сапогами по голым доскам пола, не обращал внимания на стоящих помощников, боящихся переступить с ноги на ногу.
Наконец он остановился, ухватился за короткую рыжеватую бороду, молча изучая ножку кресла.
– Так, господа! Идём на юго-запад. Там старые города и они набиты золотом и жемчугом. Там и только там мы сможем оправдать своё предназначение перед Её Величеством! Курс в район Сайта-Марты, господа. Идите и работайте! И подумайте о провианте. Его у нас слишком мало. Де Тельо не скоро осмелится покинуть гавань Сан-Хуана.
Эскадра из трёх десятков кораблей двинулась на юг, высматривая мелкую добычу в открытом море.
При попутном ветре эскадра быстро достигла северного берега Южноамериканского континента, и, растянувшись на несколько десятков миль, приступила к опустошению всего, что попадалось на пути.
– Видал, что делается! – восклицал Омелько, когда их суда, прервали попытку улизнуть испанскому кораблю. Ограбили его, перегрузили всё ценное в свой трюм, разделив добычу с соседним кораблём. – А это только начало!
– Скоро в море не останется ни одного испанского судна, – заметил безразлично Демид.
– Останется берег, Демид! – ответил Омелько. – А город имеет намного больше, любой корабль. Уже сейчас мы имеем на борту товаров на три тысячи золотом!
– А сколько ты с этих тыщ получишь? Десяь фунтов? И этому рад? Ну и болван ты, Омелько!
Тот обескураженно посмотрел вокруг, ища поддержки. Её не оказалось: Ивася рядом не было, а остальные ни слова не понимали, о чём они говорят.
Ивась с Ариасом тем временем занимались фехтованием с кинжалами и плащами, намотанными на руку. Матросы с любопытством поглядывали на этих молодых людей, изъявляющих желание обливаться потом на жаре. Потому что для англичан тепло декабря казалось изнурительной жарой.
– Ариас, – напряжённо спросил Иван мулата по окончании занятий, когда они уже смыли пот забортной водой, – что ты можешь сказать про свою жизнь на борту?
– Я доволен, Хуан. Здесь не бьёт тебя никто, кормят лучше и немного платят. А у хозяина я только работал и получал палками по икрам. До сих пор страшно вспомнить. Здесь лучше!
– А сколько тебе платят? Я слышал, ты как-то говорил, что в три раза меньше, чем, например, мне. Так?
– Ну и что же? Так положено. Я мулат, а ты белый человек.