Глина
Шрифт:
— Точно, — кивает Джорди. — Как тот тощий мужик, который жрал саранчу и всякую такую хренотень. И тот, другой, который ходил голым.
— Угу, — говорит Стивен.
Погладил влажную мягкую фигурку ладонью:
— В Беннете один святой отец однажды сказал, что мне, похоже, самое место в пустыне, а не в цивилизованном мире.
— А что там было? — спрашиваю. — В Беннете?
Стивен пожал плечами.
— Мы учили Катехизис, — говорит. — Читали молитвы. Ходили к мессе. Все время ели хлеб с вареньем. Учились, как в обычной школе: математика, правописание, география, всякое такое. А еще нам рассказывали про Бога,
— Мы туда ездили, так нам понравилось, — говорит Джорди. — Много хороших ребят. Никакие матери и сестры не вяжутся.
— Нам это не всем подходило, — говорит Стивен. — Некоторые не могли приспособиться.
Мы с Джорди сели рядом с ним на камни. Курим, смотрим друг на друга, молчим, только птицы поют и ветерок шелестит в Саду Брэддока ветками, да где-то царапаются какие-то зверюшки. Вдалеке на окружном шоссе гудят машины. Я подкинул еще хвороста в огонь. Пальцы Стивена скользили по глине. Он все поглядывал на меня, будто изучал. А между его ладоней рождалась новая изумительная фигурка.
— Я туда зимой поехал, — говорит. — За мной прислали такси. В нем сидели еще три мальчика и священник. Папа и мама остались у входной двери. Мама плакала. Ехать оказалось недалеко. Даже меньше часа. Сам колледж старинный. Голые деревья, пустые поля вокруг. Мы подъехали к воротам, дальше — мимо пруда, и один из мальчиков говорит: «Вот, здесь будем учиться ходить по водам», а священник ему: «Да, именно». Уже темно было, когда он привел нас в здание.
Стивен поднял глаза. В пещере тоже темнело. Небо окрашивалось красным, а на его фоне темнел зазубренный край каменоломни.
— Там повсюду мальчики и священники, — продолжает. — Пахнет мочой, ладаном, слышно, как поют гимны.
— А чувствовалось, что место святое?
Он посмотрел на меня:
— Да, Дейви. Святое аж до смерти.
— Ты плакал? — спросил Джорди.
— А?
— Ну, в первую ночь, когда лег спать. Скучал по родителям и все такое?
— Нет, — сказал Стивен. — Новички часто плакали и всхлипывали, а я нет. Да, поначалу я скучал по маме с папой. Но жизнь не стоит на месте. Я подумал: есть дело, которое я должен делать, и я никогда не смогу его сделать, если останусь дома. Я как приехал в Беннет, вроде бы оставил старую жизнь позади. А вышло так, что не оставил.
Джорди закурил еще одну сигарету.
— А как ты вообще это понял? — спрашивает Джорди.
— Что понял?
— Что хочешь стать священником.
Стивен пожал плечами. Посмотрел в небо:
— Это я понял вскоре после явления ангела.
— Ангела? — спрашивает Джорди. — Какого еще ангела?
— Сейчас расскажу, — говорит Стивен. И как нагнется к Джорди близко-близко. — Ну а ты кем хочешь стать?
— Я? — говорит Джорди. — Не знаю. Футболистом. Ньюкасл — чемпион!
Стивен ко мне повернулся:
— А ты?
Я пожал плечами:
— Тоже футболистом.
Тут он качнул головой, будто другого ждал.
— Ты ведь соврал, да, Дейви?
— Чего?
— Да ладно. Мы все врем. Ложь иногда очень помогает. Но вот я всегда знал, что стану кем-нибудь необыкновенным. Всегда знал, что меня ждет что-то совершенно особенное.
Помолчал, посмотрел на меня.
— А ты такого не чувствуешь? — спрашивает.
Я
— Нет? — говорит он. — И ты не думаешь, что у тебя есть особое предназначение?
Я снова помотал головой.
Он брови приподнял — мол, я тебе не верю. А Джорди опять за свое:
— А ангел-то чего?
— А, — говорит Стивен. — Он поверг меня на землю, поднял снова, и после этого все изменилось.
Губы облизал, а мы к нему ближе наклонились. А он катает глину между большим и указательным пальцем, и я вижу — прямо на моих глазах возникает рука.
— Ты этим что хочешь сказать? — спрашиваю.
11
Стивен помолчал, вдохнул медленно, будто вбирал историю в себя, прежде чем рассказать нам. Пальцы продолжали работать. Кончиком ножа он вырезал лицо. И пока говорил, статуя делалась все больше похожа на человека.
— Это утром случилось, во вторник. Я был на пляже в Уитли-Бее. Шел, как всегда, один. Жара — страшная. Вокруг другие люди. Некоторые лежали на солнце. Дети вопили, собаки тявкали, и все они плескались в воде. Пахло жареной картошкой, сосисками и кофе. Все как обычно, совершенно обычно. И вдруг все стихло. Мертвая тишина, ничего не движется, будто время остановилось. А потом с неба раздался гром, и меня будто молния пронзила. Я понял, что ползу по песку. Слабый, будто младенец. Едва дышу. И тут увидел его.
— Охренеть, — сказал Джорди.
— Угу, — согласился Стивен. — Он был в небе над утесами, с огромными крыльями и с мечом в руке, и он был очень яркий, яркий, как солнце, яркий, как огонь, и я отворотил от него свое лицо. «Стивен Роуз! — вскричал он. — Стивен Роуз, тебе не спрятаться!» И казалось, голос его звучит повсюду, и внутри меня, и снаружи. Ничего я не мог сделать. Пришлось повернуться. И он спустился ко мне. Наставил на меня меч. «Кто есть Господь твой, Стивен Роуз? — спрашивает. — Отвечай! Ибо не спрятаться тебе. Кто есть Господь твой?» И я понял, как именно должен ответить. «Господь мой есть Отец наш небесный», — отвечаю. И тут вновь настала полная тишина, и стало темно, будто ночью, и я решил, что я умер, а тут ангел оказался совсем рядом и помог мне подняться, а меч висел в небе сам по себе, указуя на нас. «Ты хорошо ответил», — прошептал ангел. И он взял мои руки в свои, а руки его оказались очень нежными и сильными. И тогда он сказал: «Руки эти должны делать Господню работу, Стивен Роуз». И я почувствовал, как в руках прибывает силы. «Помни, что ты есть пыль и прах, — говорит, — но помни и то, что ты свят». И он толкнул меня вверх, и вот я уже стою на песке, и море снова задвигалось, и люди и собаки снова зашевелились. «Я стану присматривать за тобой, Стивен Роуз, — прошептал ангел, — до самого конца дней твоих. И да употребишь ты свой дар во благо». А потом он исчез.
Я посмотрел на Джорди. Джорди на меня.
— А кто-нибудь еще его видел? — шепчет Джорди.
— Эта благодать была дарована только мне, — говорит Стивен. — Отдыхающие продолжали жариться на солнце, дети продолжали вопить, собаки — тявкать, но для меня в тот миг все переменилось.
— Ни хрена себе, — говорю.
— Угу, — говорит Стивен. — И с тех пор он еще возвращался.
— Ни хрена себе, — говорит Джорди.
Стивен спрашивает:
— Вы мне верите?
— Не знаю, — говорю я.