Глубина в небе (авторский сборник)
Шрифт:
Он повернул руки ладонями к толпе и подождал, пока аплодисменты стихнут. Слова заготовленной речи проплывали серебряными глифами перед его глазами. Он ее годами оттачивал, а мегасекунды после спасения потратил, шлифуя каждый нюанс, каждое слово.
И внезапно почувствовал, что маленькие серебряные глифы ему больше не нужны. Сквозь эти символы он увидел человечество в зале, и слова пришли на язык сами.
— О мой народ!
Шум толпы почти стих. Миллион лиц глядел на него: снизу, сверху, отовсюду.
— Вы слышите мой голос с задержкой едва ли в секунду. Здесь, на Собрании, мы слышим своих товарищей по Чжэн Хэ, даже представителей далекой Земли, с задержкой менее секунды. Впервые и, возможно, в единственный раз мы видим, кто мы есть. И мы вольны решить, кем станем. Народ мой, я поздравляю тебя. Мы пролетели световые века и спасли великую цивилизацию от полного исчезновения. Мы справились с этим, несмотря на ужасающее предательство.
Он скорбным жестом обвел кластер пустых мест.
— Здесь, в системе Намчема, мы сломали колесо истории. На тысяче планет Человечество непрестанно сражалось, подчас даже уничтожая самое себя. Единственным спасением расы стали время и расстояние — но доселе они же были и ее проклятием, вынуждавшим повторять одни и те же ошибки.
Старые принципы остаются в силе: без поддержки цивилизации изолированная группа кораблей или людей восстановить утраченное ядро технологии не в силах. В то же время без помощи извне оседлой цивилизации не выжить.
Фам помолчал. На его лице зародилась слабая улыбка.
— И вот нам явилась надежда. Вместе две половинки одного Человечества способны продлить себя вечно.
Он огляделся, позволив наглазникам выхватить и увеличить отдельные лица. Они слушали. Неужели наконец согласятся?
— Единое Человечество будет жить вечно, если мы сможем превратить Чжэн Хэ в нечто большее, нежели сообщество торговцев, которые продают клиентам товары.
Фам большую часть своей речи не запоминал — ключевые постулаты и призывы давно пустили корни глубоко в его мозгу, — а смотрел в основном на лица, озаренные надеждой (таких было очень много) и омраченные выжидательной настороженностью (таких было больше). Под конец, как ему помнилось, он подчеркнул, что близится голосование, окончательное решение о том, чего он просит.
— Итак. Без вашей помощи мы, несомненно, падем, раздавленные тем самым колесом, какое давит хребты клиентских цивилизаций. Но если вы найдете в себе силы взглянуть чуть дальше торговых интересов текущего момента, если решитесь проинвестировать в будущее, тогда не будет для нас ни одной несбыточной мечты.
Будь в зале вращательное ускорение или находись он на планете, Фам бы грохнулся, сходя с трибуны. Но даже так Сэмми Паку пришлось его перехватить возле занавеса на выходе.
У них над головами, по ту сторону занавеса, гром аплодисментов вроде бы нарастал.
Сура осталась в предбаннике, но появились новые лица — Ратко, Бутра, Чжо. Его первые дети теперь были старше его.
— Сура!
Ее кресло издало негромкое «пуфф» и подлетело к нему.
— Сура, ты не хочешь меня поздравить? — усмехнулся Фам, все еще нетвердо стоя на ногах. Он вытянул руки и осторожно обнял Суру. Какая она дряхлая, какая хрупкая! «Ах, Сура, Сура! Это должен был быть день нашего триумфа!» Сура, казалось, готова была смириться с поражением. И теперь она так одряхлела, что никакого иного исхода не признает. Она так и не поймет, чт'o им двоим удалось вместе создать.
Аплодисменты наверху и вправду стали громче. Взгляд Суры метнулся туда.
— Да. Ты во всех отношениях превзошел мои ожидания. Но впрочем, ты всегда был лучше, чем кто-либо мог предположить. — Синтезированный голос ее казался одновременно грустным и гордым. Она обвела жестом предбанник и занавес, из-за которого слышался шум. Фам сопроводил ее прочь из комнатки, и звуки за его спиной стихли.
— Ты же отдаешь себе отчет, как тебе повезло? — продолжала она. — У тебя бы не было ни единого шанса, да вот удача — как раз в момент прибытия Флота флотов Намчем грохнулся.
Фам пожал плечами:
— Действительно, привалила удача. Но, Сура, это лишь доказало, что я прав! Мы оба знаем, что такой коллапс может быть поистине смертоносен — и мы спасли этих людей.
Те части тела Суры, какие он видел, были скрыты расшитым вручную деловым костюмом, но одежда не скрывала, что руки у нее костлявые. Однако разум и воля ее работали безошибочно, при посильной поддержке медицинского кресла. Сура покачала головой так же решительно и почти так же естественно, как в бытность девушкой.
— Спасли? Да, твое прибытие оказало заметный эффект, но миллиарды все равно погибли. Фам, будь честен. У тебя тысяча лет ушла на подготовку этого Собрания. Такое не устроишь всякий раз, как цивилизация сливает себя в унитаз. А если бы не Мареск, твоих пяти тысяч кораблей могло и не хватить. Вся система зависла бы на пределе поддерживающих возможностей, и в ближайшем будущем неминуемы оказались бы катастрофы еще более жуткие.
Фам все это учитывал; он много мегасекунд до Собрания посвятил подобным дискуссиям.
— Но Намчем — самый сложный случай спасения, с каким можем мы столкнуться, Сура. Старая цивилизация, пустившая корни и эксплуатирующая все доступные ресурсы своей системы. Нам было бы куда легче справиться, например, с биологической заразой или даже тоталитарной религией.
Сура качала головой. Даже теперь Фам не мог до нее достучаться.
— Нет. В большинстве случаев повлиять можно, однако чаще получается, как на Канберре, — небольшое изменение к лучшему, оплаченное кровью торговцев. Ты прав: без помощи Флота флотов цивилизация в Намчемской системе вымерла бы. Но на планете Намчем кое-кто бы выжил, а может, и в поселениях пояса астероидов. Старая история повторилась бы снова, и когда-нибудь цивилизация возродилась бы, пускай и путем внешней колонизации. Ты перекинул мост через бездну, миллиарды будут тебе благодарны… но у нас годы тщательного управления уйдут только на то, чтобы вернуть эту систему в приемлемый вид. Может, здесь… — ее рука сделала порывистый жест в сторону конференц-зала, — получится, а может, и нет. Но я уверена, что для всех мест и времен Вселенной твой рецепт неприменим. — Сура что-то сделала, и с мягким «пуфф» ее кресло замерло.