Глубокая зона
Шрифт:
Халли вскрикнула, уронила скальпель, схватилась за левое запястье. Боль нарастала, словно кто-то вел раскаленным до красна лезвием от кисти до локтя, и отдавалась в плечо и шею. Она потеряла равновесие, споткнулась и угодила кровоточащей рукой прямо в «лунное молоко». Ладонь покрылась зелено-голубой массой, которая смешивалась с хлещущей из раны кровью. Боль была обжигающей, будто на открытую рану плеснули чистого спирта.
Канер торопливо рылся в рюкзаке в поисках аптечки. Халли сорвала перчатки, подняла вверх левую руку, крепко схватилась правой за запястье, стараясь пережать локтевую и лучевую артерии – те самые, до которых обычно стараются достать самоубийцы. Обе они находятся глубоко, поэтому кровь продолжала струиться по руке, капала на пол, образуя у ног лужицу.
– Эл!
– Я ищу, Халли! Держись!
Он зарылся в рюкзак по плечи, выбрасывая оттуда содержимое: носки, туалетную бумагу, сухие пайки. Халли почувствовала головокружение, опустилась на пол.
– Нашел! – Канер вскрыл бумажную упаковку стерильного бинта и поспешил к Халли с повязкой в одной руке и пластмассовой бутылкой в другой. – Не разжимай запястье. Я промою порез.
Она задыхалась от боли, пока Эл, опустившись на колени, мыл рану водой – хоть и не стерильной, однако ею можно было удалить частицы породы и «лунное молоко». Вылив всю воду, он наложил на ладонь повязку и туго затянул концы.
Женщина вскрикнула.
– Прости, Халли!
– Все в порядке. – Она глубоко дышала, пытаясь расслабиться. – Повязка должна быть тугой.
Когда Эл закончил, Халли села, силясь привести в порядок мысли. Канер положил руку ей на плечо.
– Порез серьезный. Что еще сделать?
– Пока ничего придумать не могу. В любом случае придется зашивать, когда выберемся отсюда, а до тех пор с повязкой, глядишь, не расползется.
– Лазать по скалам будет то еще удовольствие.
– Не говори…
– Очень больно?
– Было. Теперь уже не так.
– Возможно, легкий шок. Выглядела ты скверно.
– Сейчас мне лучше.
Она хотела встать, но Канер мягко удержал ее.
– Посиди немножко. Отдохнем. Пора чего-нибудь выпить и перекусить.
– Нам нужно собрать еще «лунного молока», – возразила Халли.
– Что нам сейчас нужно, так это привести тебя в порядок.
Канер снял маску, стянул резиновые перчатки. Они съели по протеиновому батончику, допили воду, что оставалась у Халли, и два часа проспали на полу.
Теперь им предстояла долгая дорога назад.
31
Ленора Стилвелл вспоминала маленький остров Дельфин в Мексиканском заливе. Они с Дугом и Дэнни плыли от белых волн прибоя, преодолевая сопротивление синей, мерцающей в солнечном свете воды, когда заметили стайку афалин, выгибающих в прыжке серебряные спины. Дельфины охотились за косяками макрели, от которых поверхность воды стала похожей на кипящий в огромной кастрюле бульон. Ленора оглянулась. Дуг и Дэнни пропали, кто-то невидимый звал ее по имени, а она больше не могла удерживать голову над водой…
– Как вы себя чувствуете, майор?
Стилвелл открыла глаза. Медсестра, молоденькая женщина в голубом защитном костюме, стояла, положив затянутую перчаткой руку на спинку койки.
– Простите, что побеспокоила вас, мэм, – сказала сестра. – Только измерю температуру и давление и сразу уйду.
– Не вопрос. Работайте.
Из-за вставленного в ноздри прозрачного пластмассового катетера ее голос звучал как простуженный. Через катетер в легкие каждый час поступало четыре литра 100-процентного кислорода.
– Как вы, мэм?
– С учетом всех обстоятельств, не так уж плохо.
Сестра улыбнулась и кивнула, однако Ленора с удивлением заметила в глазах женщины слезы. Здесь, в центральной медсанчасти, многие относились к ней с особой заботой, потому что сюда уже дошли слухи о том, как она работала с солдатами в Тероке. Ее называли героем, майором Ангелом. Она терпеть не могла такие вещи. Героями были мальчишки, что каждый день вели сражения.
– Я не хотела. Простите, майор.
Ленора улыбнулась. Это ей было все еще под силу. Пока поражены лишь три места: правое бедро, живот, левая рука.
– Мэм, почему вы не разрешаете дать вам что-нибудь, чтобы облегчить ваше состояние?
– Возможно, скоро я сама попрошу об этом. Пока все в порядке. Но я ценю вашу заботу.
Она протянула руку, сжала ладонь медсестры и даже исхитрилась подмигнуть ей.
– Хорошо, мэм. Если что, я рядом, только нажмите кнопку.
Женщина кивнула на кнопку вызова, приколотую к простыне, голова стукнулась о замутненную лицевую часть шлема. Сжав в ответ ладонь Стилвелл, она удалилась на сестринский пост.
Стилвелл лежала в изоляторе на четыре койки. Рядом спала зараженная АКБ женщина, которой уже прописали наркотики. Стилвелл знала: придет время, и морфин не поможет, ничто не поможет, и вот тогда будет по-настоящему плохо. Болезнь у нее еще не перешла в последнюю стадию; в ее случае АКБ сначала проела ткани на лице, хотя обычно повреждению подвергалась брюшная полость. На лице слишком много нервных окончаний, и боль всего лишь ждала своего часа, чтобы вырваться наружу. Женщине был нужен морфин. Много морфина.
Тебе недолго мучиться, девочка, думала Стилвелл. Ты уже на седьмом уровне. Вчера была на пятом. Так что пару дней – не больше. Возможно, до восьмого продержишься без наркотика. Она часто просила пациентов классифицировать боль по шкале от одного (безболезненная стадия) до десяти (невыносимые мучения). Теперь впервые она задавала это вопрос себе.
Пока Ленора не хотела принимать лекарства. Во-первых, от них у нее запор. И путаются мысли. Боль, разумеется, тоже делала свое дело, но Ленора обнаружила, что может устраивать себе «отпуск», мысленно уносясь в другие места. Возвращаясь после такого отдыха в больничную палату, некоторое время она могла ясно мыслить. Думала об АКБ, вспоминала все, что знала об этой бактерии, пыталась создать в уме виртуальную лабораторию, чтобы выработать процедуру противодействия инфекции. Подхватив заразу, она оказалась в невыгодном положении. С другой стороны, теперь у нее было преимущество врача и ученого, который может анализировать симптомы и течение болезни, опираясь на собственный опыт.