Гнёт ее заботы
Шрифт:
Он увидел вопросительный взгляд Джозефины, когда повернулся к ней чтобы взять повязку.
– Ну, хотя бы завернем ее в одеяла, когда я закончу, - сказал он, а затем дадим ей выпить столько чая, сколько она сможет. Он снова повернулся к кровати.
Вся передняя часть головы Джулии была раздавлена, и там, где могли бы быть глазные впадины, угадывалось движение окровавленной плоти, и он подумал, что она хотела открыть глаза. Внезапно под ними образовалось отверстие и умудрилось произнести слова - Почему, Майкл… ?
Он снова закрыл глаза.
– Перси, - нетвердо сказал он, сходи на кухню и принеси мне чеснок, все что угодно, главное чтобы в нем был чеснок. У нас здесь известное тебе сопротивление.
– Почему, Майкл… ?
– зловеще правильным эхом отозвалась позади него Джозефина.
Затем он открыл глаза и снова увидел Мэри - он одарил ее, как он надеялся, обнадеживающей улыбкой, а затем глянул мимо нее в окно. Небо все еще было скрыто за серой пеленой тумана, и он взмолился, чтобы солнце как можно скорее рассеяло эту муть.
Зрительные галлюцинации прекратились, когда Шелли, следуя его указаниям, натер оконную раму чесночным хлебом, хотя Кроуфорд - и, по-видимому, Джозефина тоже, продолжали слышать доносящийся с улицы голос Джулии, раз за разом спрашивающий его: - Почему?
Меры принятые Кроуфордом замедлили кровотечение, и когда в девять тридцать наверх доставили лед, он послал Трелони наполнить металлическую сидячую ванну соленой водой и глыбами льда, а затем Шелли помог ему поднять Мэри с кровати и опустить ее в ванну.
Мэри сильно дрожала от холода, но это очень быстро остановило кровотечение.
Туман рассеялся, и вдали за водной гладью залива горный скалистый выступ Портовенере сверкал зеленью и золотом в лучах восходящего солнца. Кроуфорд содрал с кровати белье и завернул крошечный плод мертвого ребенка Шелли в загубленные простыни, а затем вышел в гостиную. Шелли последовал за ним.
– Там внизу есть лопата, - бесцветным голосом сказал Шелли, в углу, возле запасных весел.
Шелли копал могилу, в склоне позади дома; ей не нужно было быть особо глубокой, но по его щекам бежали слезы, и это заняло у него почти полчаса. Когда дело было закончено, Кроуфорд опустил окровавленный сверток в образовавшееся отверстие.
Он распрямился, и Шелли начал насыпать землю в зияющую разверстую пасть, и Кроуфорд мысленно сказал прощай ребенку, который находился на его попечении. Ему случалось терять детей и прежде, но - хотя это, казалось, было лишено всякого смысла - именно эта потеря наполнила его большим чувством вины, чем любая другая.
– Она не последовала вашему уговору, не так ли?
– спросил он Шелли ломающимся голосом.
Шелли бросил последнюю лопату земли на невысокий холмик, - Нет, - могильным тоном ответил он.
– Она получила то, что я предложил - больше я никогда и ничего не смогу написать, она сглодала часть моей души - но похоже она… недолго помнила, в чем заключалась ее часть соглашения.
– Какой уже это - третий ребенок, которого ты ей уступил? А вернее четвертый. И в этот раз Мэри чуть не последовала за ним. У тебя теперь остался лишь один ребенок, Перси Флоренц. Как думаешь, долго он протянет, прежде чем она и до негодоберется? Кроуфорд как-то брал с собой двухлетнего мальчугана на лодочную прогулку, пока его отец был на Дон Жуане, и ему не хотелось даже думать о том, что когда-нибудь придется прийти сюда снова, чтобы похоронить Перси Флоренца.
Шелли, щурясь, посмотрел на ореховые деревья, растущие на склоне холма, затем перевел взгляд на море.
– Не знаю. Думаю, не долго. Я хотел бы, чтобы ее можно было остановить, но это было все, что я…
– Нет, не было, - грубо оборвал его Кроуфорд.
– Тогда в Швейцарии, когда мы были на лодке посреди озера, ты сказал, что столкнуть тебя в воду не очень удачная идея. Помнишь? Ты сказал, что если ты утонешь, то она, скорее всего, умрет тоже, из-за тесной связи, существующей между вами, из-за того, что вы с ней близнецы и все такое. Так что, если ты хочешь спасти Мэри и единственного оставшегося у тебя сына, почему бы тебе так и не сделать? Утопись и дело с концом. Почему ты не сделал это годы назад, прежде чем она убила твоих детей?
Он ждал, что Шелли разозлится, но он вместо этого, казалось, серьезно взвешивал то, что он сказал.
– Я не знаю, - снова пробормотал он, а затем медленно поплелся обратно к дому, оставив Кроуфорда нести лопату.
Вернув лопату на место, Кроуфорд стянул запачканную кровью рубашку - надеть туфли этим утром у него еще не было времени - и, миновав мощеную площадь перед домом, вышел на блестящий под солнцем песок и вошел в прозрачную голубую воду. Когда волны заплескались вокруг его талии, он оттолкнулся и поплыл, и барахтался в волнах и тер себя до тех пор, пока не уверился, что смыл с себя всю кровь. Хотя от этого он не почувствовал себя много чище.
Он лег на воду и расслабился, вслушиваясь в пульсацию крови. Его кровоток был теперь замкнутой цепью, больше не открытой ни для кого, и некоторое время он думал о покорности Шелли его ламии, а затем заставил себя прекратить об этом думать.
К этому времени он уже уплыл довольно далеко - ярдов на пятьдесят, пожалуй. Неуклюже взбивая воду в своих длинных брюках, он повернулся и посмотрел назад, на старый каменный особняк, в котором они жили. Навес над террасой был потрепанным и выцветшим, а стены и арки - испещрены ржавыми подтеками, и в этот миг он никак не мог понять, зачем кому-то забираться сюда с иной целью, кроме как умереть и оставить свои кости белеть на прибрежном песке.
Из темноты между арками шагнула одетая в халат женская фигура и направилась к воде, огибая блестящие на солнце камни. Он узнал Джозефину. Похоже, она тоже собиралась основательно искупаться.
Возле кромки прибоя она сбросила халат, и он с удивлением и тревогой увидел, даже с такого расстояния, что она была голой. Шелли и Клэр, и даже временами Вильямсы, любили поплавать голышом, но Джозефина совершенно точно никогда не делала этого раньше. Кроуфорд даже не знал, что она умеет плавать.