Гнёт ее заботы
Шрифт:
Он был сейчас слишком усталым, чтобы с ней спорить.
– Полагаю, ты права, - вздохнул он и снова привлек ее к себе, чтобы она не могла увидеть усталости и разочарования, отразившихся на его лице, - Джулия.
Трелони отбыл на борту Боливара два дня спустя, хотя капитан Робертс остался в Каза Магни, чтобы помочь Шелли привести Дон Жуанав Ливорно - так как Ли Хант и его семейство должны были, наконец, прибыть туда через две недели; наконец-то Хант, Шелли и Байрон смогут начать издавать свой журнал, хотя Шелли, похоже, изрядно подрастерял свое воодушевление по этому поводу.
В настоящее время его больше занимало переоборудование Дон Жуана. Судя по всему, он задался целью сделать его более внушительным судном, чтобы выдержать состязание с кичливым БоливаромБайрона. Робертс, Вильямс и Шелли нарастили фальшивую корму и нос, чтобы судно казалось длиннее, и значительно увеличили число парусов, которое оно могло нести.
Они также поработали над балластом; Кроуфорд отметил, что судно теперь сидело в воде немного выше, чем до переоборудования, но Шелли заверил его, что они знают, что делают.
В вечер отплытия Трелони Кроуфорд стоял с Шелли и Клэр на террасе и наблюдал, как паруса Боливаратают к югу посреди бронзового закатного неба, когда Джозефина шагнула на террасу из столовой и одарила его неприязненным взглядом.
– Могу я поговорить с тобой, в нашей комнате, Майкл?
Кроуфорд отвернулся к морю, оскалив зубы и плотно зажмурив глаза, затем позволил лицу расслабиться и повернулся к ней.
– Конечно, Джулия, - сказал он, следуя за ней обратно в дом.
Шелли уступил им свою комнату, когда Джозефина сказала ему, что они с Кроуфордом женаты, и Кроуфорд лишился своего места в помещении для прислуги.
Он вошел за ней в комнату, и она затворила дверь.
– Я уже говорила тебе утром, - сказала она, - я хочу, чтобы ты прямо ответил, почему мы живем в этом отвратительном месте.
– Верно. Он вздохнул и уселся в кресло возле окна.
– Шелли скоро отправится на юг в Ливорно, через неделю, если считать от вчерашнего дня. Он собирается там встретиться с Байроном и своим приятелем Ли Хантом. Шелли сказал, мы можем поехать вместе с ним.
– Надо же, как ужасно великодушно с его стороны! - особенно, принимая во внимание, что ты работаешь здесь уже почти два месяца и не получил ни гроша. Ты так и не объяснил, почему ты не мог просто потребовать отвезти нас в эту Тьмутаракань [320] ,или как там называется это чертово место.
– Да нет же, объяснил. Мэри Шелли - а с недавних пор и Клэр - мои пациентки, и я не хочу их покидать, пока их состояние неясно. Он пытался выглядеть искренним, когда это говорил - хотя на самом деле, не торопился покинуть Каза Магни, так как ему казалось, что у нее больше шансов вернуться к своей настоящей личности Джозефины здесь, где она ее потеряла, чем в многолюдной атмосфере Ливорно или в ставшей для них теперь чужой Англии.
320
В оригинале многогранное слово ирландских корней Bollix.
– Ну, хорошо. Ее голос звенел от негодования.
– Но мы не останемся здесь ни днем дольше следующего понедельника, ты меня понял? Это место ужасно, и эти люди ужасны. Ты уже позаботился о том, чтобы этот тип Шелли понял наконец, что мы с тобой небрат и сестра?
– Э-э, да, - поспешно ответил он. На самом деле, он всего лишь попросил Шелли перестать их так представлять.
– Как скажи на милость, можно быть братом и сестрой и быть женатыми? Что он вообще возомнил?
– Я не знаю, - ответил Кроуфорд. «Инцест не является чем-то необычным для этих людей, Джулия, - подумал он?
– Шелли со своей „сестрой", Байрон со своей сводной сестрой - но вряд ли стоит тебе об этом говорить».
– И когда наконец ты оставишь это нелепое имя «Айкмэн»?
– Как только мы уедем, - уже не в первый раз ответил он.
Она словно попугай дернула головой, уставившись в окно.
– Лучше бы ты озаботился оказать надлежащую медицинскую помощь своей жене, - сказала она, - вместо того, чтобы расточать все свое внимание посторонним. Этот глаз, с которым ты утверждаешь ничего нельзя поделать, становится все хуже.
«Сильно сомневаюсь, - подумал он, - разве что ты умудрилась его разбить».
Еще вчера он мог бы воспользоваться этой жалобой как походящим поводом, чтобы попытаться напомнить ей о Венгерн и остальных событиях в жизни Джозефины, но после вчерашнего ужина он окончательно отказался от попыток спровоцировать такие воспоминания.
Накануне он повалил ее на кровать и рассказал ей о Китсе, о их бегстве из Рима, о том, как они жили в Пизе и работали там в Университете. Он был полон радужных надежд, когда ее всхлипы и возражения затихли, и она обмякла; но когда он поднялся с нее - и хриплым от надежды голосом возвестил «С возвращением, Джозефина» - она вдруг вздернулась и села, столь неожиданно и резко, что ему почудился лязг шестеренок и храповиков в ее торсе.
Весь вечер она провела в своем механическом трансе, щелкая шеей из одного положения в другое и неуклюже перемещаясь, словно ее конечности вращались на шарнирах, и Клэр выбежала из столовой, а маленький Перси Флоренс расплакался и потребовал, чтобы мама увела его от этой «заводной леди». Когда, несколько часов спустя, она пришла в себя, она все еще была Джулией.
Так что он отказался, по крайней мере, в этот мгновенье, от мысли попытаться вернуть Джозефину - он решил, что с Джулией ему хоть немного, но все же лучше, чем с этой заводной леди.
С почти сверхъестественным ужасом он подумал о том, что тело Джозефины являло собой совершенную копию его мертвой жены. По крайней мере, если судить по месяцу его тесного знакомства с этим предметом; по сути, он начал узнавать свою жену только сейчас, спустя шесть лет после ее смерти, и был потрясен, обнаружив, что она ему ни капли не нравится.
Два дня назад она ясно дала понять, что не потерпит никаких сексуальных домогательств до тех пор, пока они находятся в этом доме, и он был уверен, что по крайней мере отчасти, ее хроническое негодование было вызвано тем обстоятельством, что это заявление не отправило его тотчас же паковать чемоданы.