Гнёт ее заботы
Шрифт:
– Несомненно - женатый собрат может сказать это, просто взглянув на тебя, даже без столь очевидного подтверждения в виде твоего пальца.
Кроуфорд непонимающе мотнул головой.
– Но она мертва… так что я едва ли могу не отгораживатьсяот нее.
– Я сильно сомневаюсь, что она мертва.
Кроуфорд нервно хихикнул.
– Тебе надо было там побывать. Она была раздавлена словно виноградные лозы, превращенные в сусло, и это-то в нашу первую брачную ночь.
Сморщенное словно грецкий орех лицо Де Ложа смягчилось от чего-то похожего на жалость.
– Мальчик мой, этоне
– Ты получил свой паспорт - теперь тащи меня домой, чтобы ты мог выполнить свою часть сделки.
Кроуфорд подумал, что может просто сбежать, наймет экипаж, который домчит его к Швейцарской границе, а этот сумасшедший старик пусть возвращается домой пешком или можно нанять несколько мальчишек тянуть его тележку. Затем, почти против своей воли, он вспомнил Аплтона с лошадью и деньгами и Китса, принесшего его багаж.
И он обреченно наклонился и поднял упряжь.
Солнце закатилось, когда они не были еще и в пяти милях к югу от Оре, но Де Лож наотрез отказался провести ночь в гостинице, даже когда Кроуфорд указал на то, что ночь будет безлунной, и в темноте они не увидят дорогу; и теперь Кроуфорд тяжело тащился вперед, лихорадочно размышляя, наступит ли когда-нибудь снова тот миг, когда ему не надо будет тянуть опостылевшую тележку через нескончаемые холмы Бретани.
Луна и впрямь была в своей самой темной фазе, но когда его зрачки расширились, приспосабливаясь к темноте, он обнаружил, что может все-таки видеть в небе ее бледный силуэт. Земля, казалось, тоже чуть заметно светилась, и несколько раз, когда до него доносились голоса с ближайших полей, Кроуфорд неясно различал фосфоресцирующие пятна, движущиеся среди дикорастущего кустарника; а когда мимо них бесшумно проплыл филин, он еще несколько долгих секунд следил за его молчаливым полетом, пока тот не устремился вниз, наперерез какому-то мелкому зверьку.
Оставив позади еще несколько миль, Кроуфорд снова поймал удобный, размеренный темп, так что, когда через щель отошедшей подошвы в ботинок забрался камешек, ему совсем не хотелось прерывать свой шаг и снимать ботинок - но спустя несколько секунд, он осознал, что камешек не так уж ему и мешал. Может это была порожденная лихорадкой иллюзия, но та ступня, а, пожалуй, и вся нога, стала пружинистой и намного меньше чувствовала усталость. Чуть погодя он все же остановился, но только для того, чтобы найти другой камешек и положить его во второй ботинок. Позади него Де Лож тихо рассмеялся.
В этот раз долина стоячих камней его не испугала, даже несмотря на то, что ночью фигуры гораздо больше походили на неподвижно застывших мужчин, с какой-то невообразимой целью выстроившихся в линию, протянувшуюся на мили через ночную равнину. В звездном свете темные камни окутывала светящаяся дымка, и Кроуфорд, чувствуя головокружение и тошноту, подумал, что туманные очертания приветствуют его; он кивнул им в ответ и махнул изувеченной рукой.
Было уже за полночь, когда Кроуфорд остановил тележку возле перевернутой лодки, что служила Де Ложу домом. Когда они вошли внутрь, старик дал ему бокал брэнди и указал угол, где он мог заснуть.
На следующий
– Надеюсь только, это не займет слишком много времени, и я смогу снова пуститься в путь, прежде чем солнце слишком сильно отклонится к западу. Надеюсь, он не собирается предложить мне пожить у него»! Кроуфорд вытряхнул камни из разбитых ботинок и снова их натянул, а затем пробрался вниз через глыбы песчаника туда, где сидел Де Лож.
Старик был одет в ту же самую серую рясу, что и накануне, и чистая морская вода колыхалась и бурлила, доходя ему до самой груди. Грубо высеченный пирамидальный камень ушел под воду, но Кроуфорд различил, что вокруг его основания было обвито какое-то странное сегментированное ожерелье, в котором серебряные и деревянные бусины, перемежались с чем-то похожим на маленькие луковицы - эти плавучие деревянные и овощные участки дугой изогнулись кверху и покачивались в струях воды, но серебряные бусины удерживали непонятное украшение внизу, на песке.
Кроуфорд снова с беспокойством огляделся вокруг, так как внезапно понял, что здесь должно случиться что-то плохое, и он не знал, с какой стороны это надвигалось.
Старик, скаля зубы, взглянул на него.
– Обрученный в горах, разведенный морем!
– с надрывом произнес он.
– Сейчас прилив, но все же, после того как ты меня освободишь, будь добр разбей чесночное ожерелье. Я не эгоист, и хотел бы вернуть долги.
Все еще ничего не понимая, Кроуфорд согласно кивнул.
– Понял. Разбить ожерелье. Он попробовал ногой воду и вздрогнул от холода.
– Ты… собираешься развестись?
– Как раз в этом мне и нужна твоя помощь, - ответил Де Лож.
– Это будет не слишком хлопотно. Я слабый старик, и в любом случае, я обещаю не сопротивляться.
– Мне нужно залезть в воду?
Де Лож закатил глаза.
– Конечно, тебе нужно залезть в воду! Как же иначе ты сможешь меня утопить?
Теперь ухмыльнулся Кроуфорд.
– Утопить тебя? Ну да, конечно. Слушай, я… Взглянув на обрамленный ожерельем камень, он вдруг осознал, что основание его было квадратным - и вспомнил квадратную вмятину в полу, на месте, где Де Лож сказал, всегда сидела его жена.
– И как этот развод выполняется?
– нетвердо спросил он.
Де Лож с тревогой наблюдал за приливом.
– Ты меня просто утопишь. В действительности это убийство всего лишь формальность - самоубийство, видишь ли, не сработает. Только несчастный случай или убийство, и только если жена, - тут он махнул рукой на камень, - недееспособна. И это непременно должен быть ты - я понял, что это должен быть ты, как только узнал, что ты сюда направляешься - потому что ты принят в семью. Они не будут тебепрепятствовать; любого другого они могут остановить, или обрушить на него свою месть.