Гнёт ее заботы
Шрифт:
– Мне это не нужно. Кроуфорд поднялся, раскачивая лодку.
– А еще яумею плавать.
Он нырнул за борт.
Вода в озере была холодной, и казалось, очистила его голову от лихорадочного самодовольства, что витало вокруг него словно удушливо горячий туман; сейчас это была почти паника. «Я должен вскарабкаться обратно на борт, - подумал он, - и выяснить, как не дать ей последовать за ним… а затем сделать все наоборот. Как я могу хотеть удержать ее? Боже мой, она же убила Джулию!А теперь ты почему-то»…
Он разбил поверхность воды, легкие вдохнули вечерний воздух, и все мысли о лодке вылетели из его головы. Перспектива проплыть
Он продвигался вперед, и вода вокруг, казалось, обретала все большую плотность, становясь словно ртуть - так что он плыл все выше и мог толкать себя вперед с меньшими усилиями, словно сама вода отторгала его. За его спиной поднялся теплый ветер, забираясь под одежду, проникая в волосы, и придавая ему дополнительный импульс. «Спасибо вам, - подумал он, обращаясь к горам и небу.
– Спасибо вам моя новая семья».
125
Ярд - мера длины, равная 3 футам или 91,44 см.
Шелли пытался последовать за ним, но ветер над озером словно сошел с ума, и, в конце концов, он сдался и позволил парусу полоскаться свободно. Его ночное зрение ухудшилось с тех пор, как он использовал нож на своих нижних ребрах в 1811, но он все еще видел достаточно, чтобы различить широкий вихрь, который закручивал водяную пыль в смутно различимую воронку и сходился над удаляющимся, взбивающим воду бугром, где плыл его зять.
Две ослепительные молнии одновременно раскололи темное небо, одна вспыхнула на горизонте над Юрой, другая с противоположной стороны над Мон Блан. Несколько мгновений спустя над озером со всех сторон прокатились оглушительные раскаты, прозвучавшие для Шелли словно громогласный хохот гор.
Всю следующую неделю Кроуфорд ни разу не выходил наружу днем. Часто, когда солнце скрывалось за темными склонами Юры, он взбирался на скалистые предгорья, освещенные звездным светом, или спускался по крутым, усыпанным галькой тропинкам к берегу озера, а затем просто бесцельно бродил по пляжу. Он теперь остро чувствовал окружавшие его запахи и наслаждался пьянящими ароматами диких горных цветов, испытывая в тоже время непреодолимое отвращение к дыму, который в сумерках расползался по берегу, когда вернувшиеся рыбаки начинали жарить чесночные сосиски. Здесь не было других туристов, а местные жители его, похоже, сторонились, так что дни его проходили в полном молчании.
Воспоминания о прошлой жизни утратили свою неистовую силу - единственное, что теперь его занимало, это вернуться в свою комнату до полуночи, до того как онапридет к нему.
Лишь одна вещь его беспокоила, но она занимала все его мысли - его жена становилась все менее материальной. Сны начинали терять свою яркость, и теперь, поутру, когда он искал ее укусы, он находил только бледные красные пятнышки. Он как сокровище хранил воспоминание об ее первом укусе и сентиментально продолжал расковыривать его, чтобы он не зажил.
Он никогда не пытался заглянуть в отвернутое к стене зеркало, но знал, что он там увидит - болезненно-яркие глаза и щеки, горящие лихорадочным румянцем, что отмечал лица столь многих людей, встреченных им в последнее время.
Когда на девятую ночь он снова поднялся на холм, возвращаясь к себе, он обнаружил толпу людей, дожидающуюся его перед домом. Среди них была и его пожилая хозяйка. Его чемодан, упакованный, стоял позади них на траве.
– Ты не можешь больше здесь оставаться, - отчетливо сказала домовладелица по-французски.
– Ты не сказал, что болеешь чахоткой. Карантинные правила на этот счет строгие - ты должен отправиться в больницу.
Кроуфорд покачал головой, сгорая от нетерпения подняться наверх.
– Это не настоящая чахотка, - умудрился ответить он на том же языке.
– Правда. Я доктор, и могу заверить вас, что страдаю от совсем другого недуга, который…
– Который возможно может обрушить на нас еще худшие беды, - сказал кряжистый мужчина, стоящий возле сумки Кроуфорда.
– Средние зубы.
На какое-то мгновенье Кроуфорду показалось, что мужчина намекает на его укушенный обрубок пальца, но затем он вспомнил, что так называлась группа близлежащих гор: Dents du Midi [126] .
126
Гора Дан дю Миди (фр. Dents du Midi - Зубы Юга). Вершина горы образована несколькими выстроившимися в ряд пиками, которые со стороны Женевского озера напоминаю острые зубы. Гора принадлежит горному массиву Шабле. Расположена в Швейцарском кантоне Вале. Midi звучит похоже на middle - середина.
Кроуфорд боялся, что полночь уже наступила, и она ждет его… или уже не ждет.
– Слушайте, неуверенно сказал он по-английски, - я заплатил за эту чертову комнату, и я собираюсь…
Он попытался протиснуться через толпу, но выброшенная вперед ладонь толкнула его назад с такой силой, что он, не удержавшись на ногах, опрокинулся на траву, ловя ртом сбившееся дыхание. Его чемодан грохнулся на землю рядом.
– Во времена моих дедов, таких людей сжигали живьем, - отозвалась домовладелица. Будь благодарен, что тебя просто попросили уйти.
– Но не в полночь же!
– выдохнул Кроуфорд, все еще не восстановив дыхание после толчка.
– Э-э, mais, c'est en pleine nuit [127] !Ворота Женевы закрываются в десять! Что вы прикажете мне де…
Давешний мужчина потащил из-под пальто что-то серебристое, но Кроуфорд решил не дожидаться, чтобы увидеть, что это - распятие или нож; скрипя зубами, он перекатился на ноги, подхватил свою сумку и, изрыгая проклятья, хромая бросился вниз по холму.
127
Uh, mais, c'est en pleine nuit - Э-э, сейчас глубокая ночь (французский).
Он надеялся добраться до Женевы, а там, если понадобится, подкупить стражу, чтобы попасть в город, а затем снять где-нибудь комнату, но она пришла к нему, когда он все еще был в пути.
Он шагал, закинув чемодан за спину, как вдруг, неожиданно, тот начал давить на него неприподъемной тяжестью. Он упал под его внезапным весом и скатился на несколько ярдов вниз, по обращенному к озеру склону… а затем, в поглотившей его вспышке радости, он осознал, что существо с пылающими глазами, что припало к земле позади и приближало широко раскрытый рот к его шее - это она. И он не спал - это был не сон.