Гнёт ее заботы
Шрифт:
Байрон резко взглянул на него. Помолчав мгновение, он сказал, - Я почти готов покинуть Швейцарию… и отправиться на юг, в Италию. Что ты об этом думаешь?
Мысль об этом вызвала у Кроуфорда неясное тревожное чувство, как, казалось, и предполагал Байрон.
– Я… не знаю, - ответил Кроуфорд. Он бросил взгляд в раскинувшуюся за окном ночь. Первой его мыслью было: «я не могу, она будет искать меня здесь, когда вернется назад».
Его лицо покраснело, когда он осознал это, и он снова напомнил себе, что хочет от нее освободиться– действительно хочет остаться здесь на некоторое время, чтобы проверить идею Байрона, что оковы нефелимов могут быть сброшены в наивысшей точке Альп.
– Но прежде, чем мы уедем, - продолжил Байрон, - я хочу устроить тур по Бернским Альпам.
– Хобхаус сказал мне, что готов отправиться хоть сейчас - а ты что скажешь?
Кроуфорд облегченно выдохнул.
– Согласен, - ответил он, стараясь говорить непринужденно.
Байрон кивнул.
– Ты мудрее, чем Шелли. Я думаю единственный способ избавиться от сирен - это ответить на зов, отправиться прямо в их до-Адамовы замки, а за тем милостью Божьей вернуться обратно живым и здоровым. Вернуться назад, не сделав этого, все равно что… примириться с болезнью, вместо того чтобы получить исцеление.
Хобхаус приглушенно фыркнул, так как очевидно решил, что это отрывок из какой-то очередной поэтической бессмыслицы, но Кроуфорд, который кое-что знал о болезни и исцелении, поежился и отхлебнул вина.
ГЛАВА 9
На грудь легли им каменные плиты;
Одною тенью лица их укрыты,
Одною слепотою взор незряч.
— А. Ч. Суинбёрн [141]
Дождь не прекращался весь следующий день, и Кроуфорду казалось, что Байрон провел большую часть дня хромая вверх и вниз по сырым каменным ступеням и крича на прислугу; раздражительный лорд придирался к тому, как слуги упаковывали его одежду и постоянно менял решение о том, какие деликатесы повару следует упаковать в походную корзину. Пробравшись, разбрызгивая грязь, через внутренний двор к конюшне, он во весь голос бранился на конюхов, упорно не желающих понимать его распоряжения о том, как надлежит запрячь лошадей.
141
А. Ч. Суинбёрн, Ilicet.
Кроуфорд, которому во флоте не раз приходилось сталкиваться с такими штурманами, ожидал увидеть на лицах прислуги выражение обиженного упрямства, обещающего, что работа будет сделана ох как нескоро, но слуги Байрона лишь закатывали глаза, ухмылялись и старались следовать наисвежайшим распоряжениям своего работодателя. Очевидно, что преданности Байрон все же посеял среди них больше, чем недовольства.
Следующее утро выдалось солнечным, и путешественники умудрились подняться в семь часов. Кроуфорд сидел вместе с Байроном, Хобхаусом и слугой Байрона в большом открытом шарабане [142] , сонно покачиваясь на холодной кожаной обивке и, щурясь от пестрого солнечного света, поглядывал назад на конюхов и прислугу сопровождающих их верхом. К его несказанному облегчению обезьяны остались позади.
142
Шарабан - открытый экипаж с несколькими поперечными сиденьями.
Весь день они путешествовали на восток по дороге, что протянулась вдоль северного берега озера, и, когда сумерки легли на весь окружающий ландшафт, за исключением далеких, отсвечивающих розовым пиков Мон Блан и остроконечной вершины д'Аргентиер [143] , они остановились на ночь на постоялом дворе в портовом поселке Оучи [144] , над которым в подернутом вечерней дымкой небе угадывались очертания светящихся окон и шпилей Лозанны [145] , теснящихся на склоне горы Мон Джурат [146] . Байрон удалился рано, но простыни на его кровати оказались влажными, и он провел минут десять, ругаясь, сдирая их с кровати и разбрасывая вокруг, прежде чем, наконец, закутался в одеяло и снова вернулся в кровать.
143
Aiguille d'Argentiere -
144
Ouchy - Оучи (уши) - предместье Лозанны (французский).
145
Lausanne - Лозанна - город в Швейцарии.
146
Mont Jurat - Мон Джурат - гора в швейцарских Альпах.
Следующим утром, хотя и с ворчанием, компания поднялась в пять. Немного погодя все были одеты, накормлены, расселись по лошадям и сопровождаемые цоканьем копыт направились в восточном направлении, в то время как рабочие на набережной, в полумраке рассвета все еще убирали затвердевший конский навоз. Вдали высокогорные пастбища только начинали светиться изумрудным, в пробивающихся из-за горных пиков солнечных лучах, когда путешественники, наблюдающие, как темная поверхность озера взбирается все выше и выше по тянущейся справа дамбе, обнаружили, что дорога перед ними искрится водой, так что деревья, окаймлявшие ее с правой стороны, казалось, вереницей вырастали из озера. Этот рассветный феномен был столь же поразительным, как грибные круги, которые Кроуфорд мальчишкой находил на искрящихся росой лужайках, когда жил в Шотландии. Для того чтобы облегчить экипаж, на случай если колесо попадет в затопленную выбоину, Кроуфорд, Байрон и Хобхаус пересели на лошадей, и лошадиные копыта, погружаясь по щетку [147] шлепали по воде, оживляя этот отрезок пути, протянувшийся через ярко блестящее озеро.
147
Щетка - волосы за копытом у лошади.
Они провели ночь в Кларанс [148] , на восточном берегу озера, а на следующий день наняли вьючных мулов и отправились в горы.
Для завтрака остановились под соснами на склонах Мон Давант [149] . Один из слуг разжег костер и сварил в котелке кофе. Слуга Байрона разнес всем завернутые в бумагу, уцелевшие с ужина, остатки курицы, а Байрон самолично расхаживал среди рассевшейся компании с полуторалитровой бутылью холодного белого вина и наполнял чаши, освободившиеся от кофе.
148
Кларанс (фр. Clarens) - небольшая деревенька коммуны Монтрё в Швейцарии, в кантоне Во, на северо-восточном берегу Женевского озера. Кларанс расположен рядом с городом Монтё. Этот район относится к Швейцарской Ривьере (условное название полосы прибрежных курортов, расположенных вдоль северного берега Женевского озера).
149
Mont Davant - Мон Давант - гора в швейцарских Альпах.
В конце концов, Байрон уселся на позолоченной солнцем куче бурых сосновых иголок, недалеко от того места, где Кроуфорд, в первый раз за по меньшей мере неделю, пытался побриться.
Хотя у него была лишь холодная вода, Кроуфорду все же удалось взбить некоторое количество пены из куска мыла, которое он одолжил у Хобхауса, и теперь он осторожно вел прямой бритвой по исхудавшей щеке. Он водрузил маленькое зеркальце на темную упавшую ветку, которая лежала впритык к стволу, и после каждого медленного движения бритвы с любопытством вглядывался в свое отражение. То ли из-за высоты над уровнем моря, то ли из-за выпитого с утра вина, он с трудом узнавал свое лицо. Каждый раз, когда он бросал на него взгляд, ему казалось, что лицо не его, а какого-то слабоумного.
Когда он закончил, он вытер лицо полами пиджака и бросил прощальный взгляд в зеркало. Теперь он не узнавал себя совсем. Отражение в зеркале казалось каким-то бугристым комком плоти с глазами и отверстиями, и случайным образом расположенными на нем пятнышками крови. Несколько минут он уныло обдумывал увиденное.
– Ты когда-нибудь замечал, - спросил он, в конце концов, Байрона, - как глупо выглядит твое лицо?
Байрон вскинулся на него, оторвавшись от вина, очевидно пораженный и разгневанный.
– Нет, мистер Айкмэн, - сказал он, - и как же глупо мое лицо выглядит?