Гнев терпеливого человека
Шрифт:
Так они и остались вчетвером. А потом и втроем. Оправдываться Антон ни перед кем не собирался, просто объяснил:
– Ему все хуже становилось, мы это каждый день видели. Ни астма, ни сердце, ничего, но ему сил в ногах не хватало. Надо быстро идти, а он начинает хромать, а потом останавливается и ждет, пока ноги снова пойдут. Сначала каждые двести метров такое, потом, под конец, уже каждые сто или меньше. Говорил, что застудил. Мы сначала думали вместе двигать… Машина ведь, а не бегом. Но уже на маршруте стало ясно, что нет, вместе не доедем. Он сам предложил остаться, «выйти на остановке», ха. Угадайте, где?.. Я даже вместе вернуться предложил, но тут он уже сам на принцип пошел.
Капитан-лейтенант скосил глаза на курсантов: те сидели как каменные. Возразить что-то было трудно, обвинить его во лжи невозможно: именно так все и было. Дергающее ощущение где-то в глубине совести не уходило. Так помогший им со своим пулеметом, сделавший честную четверть работы в самой их лучшей засаде – старый моряк становился обузой, и это было понятно и ему, как командиру группы, и всем остальным.
– Ну?
Антон не понял вопроса, и разведчик, поддерживаемый своими бойцами, весьма вежливо переспросил: комментарий про «выйти на остановке» он не понял.
– В Мариямполе, еще до Каунаса… Попрощался с нами, душевно так… Советов нам дал напоследок. Много.
– И пошел?
– И пошел. Указал, где остановиться, патрон дослал и пошел.
– Твою ж мать…
Сказано было с чувством. С правильным – с тем самым, с каким надо. Антон прикрыл на мгновение глаза. Лицо уходившего на смерть старика-морпеха он помнил отлично. Впрочем, тот не сомневался, что напоследок повеселится. Шумнет, чем бог послал. Выглядел он не обреченно, а даже, пожалуй, весело. Впрочем, их самих тоже на кураж пробило. Может, потому и прошли, а?
Он обвел своих ребят взглядом: Роман посмотрел мрачно, Дима согласно кивнул. Польская машина и польская форма не гарантировали ничего. Физиономии на фотографиях с идентификационных карточек были похожи на их лица только очень отдаленно. Из десятка фото они отобрали три, которые более-менее подходили по возрасту и типу лица; старому морпеху категорически не подошла ни одна: ни единого старшего офицера среди убитых им врагов не имелось. Машина, которую им повезло захватить, была двухосным фургончиком типа старого «рафика», – но почему-то с маленьким г-образным кузовом сзади. В нашедшихся в бардачке документах было написано: «SMTS MLR-1», но никто из них не имел понятия, что эти аббревиатуры обозначают и какая из них соответствует индексу автомобиля, а какая заводу или вообще типу техники. Такого они никогда не видели.
Захватить его удалось тем же способом, каким им удавалась большая часть дел. Тщательнейшим, без экономии времени, планированием. Оставшись окончательно без бензина для своей, а точнее Роминой, легковушки-«девятки», их четверка который день осваивала пешие маршруты. Сперва по окраинам Красногорского – не особо крупного поселка на десяток улиц, располагавшегося сбоку от дороги 508, что чуть севернее Гусева. Оставив пулемет и обойдя с полдюжины домов с задушевными разговорами, морпех нашел бодрого дедка, удивительно похожего на него манерами и даже выражением лица. Тот поселил всю четверку в задней комнате своего маленького дома, дал по очереди помыться в своей совсем уж микроскопической бане на заднем дворе, и вообще отогреться и успокоиться. Потом он начал совершать на пару с морпехом все более дальние выходы в треугольнике между Двинском, Ильиным и тем же Гусевом. Но уже через день у старого комбата стало совсем хреново с ногами, и его начали по очереди менять все трое. Дня через два они наткнулись на этот «SMTS», приткнувшийся задом наружу в воротах одного из домов Очакова – очередного мелкого поселка еще на пару километров к западу. Окраска под хаки или «охотничий зеленый», эмблема сухопутных войск Республики Польша сзади, а как выяснилось позже, вообще с каждой стороны. Запаска в необычном месте, под брюхом. Легкая лебедка спереди. Автомобильчик был похож на ремонтную «летучку» не особо понятной специализации – то ли по электрике, то ли по двигателям. Слишком мал для универсала. Экипаж у него состоял из двух человек: один был сержантом, второй старшим капралом. Оба крепкие парни лет тридцати, очень уверенные в себе. Вооруженные и очевидно привычные к оружию. Дружные. Категорически не голубки, а как раз наоборот – те еще жеребцы. Впрочем, не стремящиеся перепортить всех девок вокруг, а минимум три дня подряд захаживающие в один и тот же конкретный дом с парой молодок. Как без большого труда выяснил местный дедок у ближних соседей – разведенки и просто молодой девчонки. Очевидно, особо сильно нуждавшихся в продуктах из-за неудачных для наших хреновых дней профессий: преподавательница и вроде бы секретарь, только что добравшаяся к ним откуда-то из областного города.
К третьему дню распорядок визита бравых вояк к голодным дамам был известен уже в деталях. Как и пара других фактов. Округу контролировала 21-я Подгальская стрелковая бригада, являвшаяся отдельной. Она то ли служила резервом для всех трех воюющих в первом эшелоне, продвинувшихся уже далеко на восток дивизий польского 2-го Механизированного корпуса, то ли чем-то в этом роде. И ее бойцы испытывали сейчас совершенно идеальную пропорцию нервозного ожидания скорой отправки на настоящую линию фронта – и шанса пользоваться пока всеми благами пребывания в глубоком тылу успешно оккупированной территории. Где за стандартный натовский суточный паек в картонной коробке можно купить массу комфорта, включая девочку по своему выбору на несколько часов. За два или три – даму из тех, кто глядел на тебя свысока столько лет подряд. И так далее, кому что нравится. И где если тебе не нравится реакция девки на вежливое и даже лестное предложение… С ней можно сделать вообще почти все, что угодно, лишь бы без особого шума. Ты победитель, тебе можно! Ну, пусть не сделать, пусть пока просто намекнуть – этого уже вполне хватает. И, главное, как же здорово, что русские не могут смотреть тебе в лицо, стараются не сталкиваться глазами. Столько лет не боялись, а вот теперь наконец-то научились. И это все, это уже навсегда. Партизан здесь почти нет – а если слушать новости по ТВ, то нет уже совсем и окончательно. Впечатляющие результаты комбинированной засады, в которой двумя «МОНками», ручным пулеметом с оптикой и парой карабинов их импровизированная диверсионная группа положила полтора десятка человек безвозвратно, не озвучивались нигде и ни разу. Этого как бы не было, и вот этот факт заставлял задуматься отдельно и особо.
В общем, к третьему дню наблюдения моряки и дедок были на этой улице уже совершенно своими. Окончательно распланировав все возможное, они заблаговременно подтянулись во двор дома сябра [2] , где и засели. Причем сябр повел себя совершенно правильно. Столкнувшись с заходящим в калитку вооруженным трофейным М4 незнакомым капитан-лейтенантом в форме ВМФ России, с погонами, он только моргнул. Когда моряков в его дворе стало четверо, приоткрыл дверь сарая. И пока трое сидели в полумраке, начал ходить туда-сюда с какими-то ненужными деревяхами и инструментами типа клещей. Изо всех сил не глядя на сидящих и ждущих кого-то в его дворе вооруженных людей. Что-то бормоча себе под нос, постукивая инструментами или теми же деревяшками о стену дома, – то есть демонстрируя что-то типа «я при деле». Машина приехала к его соседкам ровно в то же время, что и вчера, почти минута в минуту. Капитан-лейтенант предполагал, что ремонтники освобождаются от своих служебных занятий по-разному в разные дни. Сделанная ошибка в расчете, из-за которой они мерзли и волновались лишние два часа, не расстроила его совершенно.
2
Сябер, также шабер – сосед, обычно сосед напротив (диалектизм).
Дождавшись, пока громкие приветствия во дворе напротив стихнут и дверь закроется, Антон посмотрел на часы. По его расчетам, четверти часа должно было молодежи хватить, чтобы покончить с прелюдией и оглохнуть, как тетерева. Но волновался он так, что назначенное самому себе время не выдержал и дал отмашку уже через десять минут с копейками. И даже странно, что так волновался. В дом пошли комбат и Рома, оставившие большие стволы позади и взявшие по пистолету в карман. И по ножу. Капитан-лейтенант даже глаза прикрыл, чтобы не смотреть в сторону чужой двери. Стрелял он уже давно без колебаний, но никак не мог представить себя убивающим врага ножом. Просто не укладывалось в разуме, в голове.
Рома Сивый вернулся через три минуты – заглянул в калитку и спокойно кивнул.
– Ну? – не выдержал офицер. Ему самому стало неловко перед молодым парнем, но слово уже вырвалось.
– Нормально прошло, спокойно. С крючком повозились, а там… – он не закончил, махнул рукой. Капитан-лейтенант машинально проводил его ладонь взглядом и снова передернулся.
В дом ему заходить не хотелось, но, разумеется, пришлось. Обе молодые женщины были уже кое-как одеты и сидели рядом на одном диване перед выключенным телевизором, бледные от страха. Стараясь не глядеть в угол комнаты, где Дима сноровисто и деловито перетряхивал карманы форменных курток и брюк. Оба тела лежали прямо под его ногами, лицами вниз. Крови особо видно не было – если и напачкали, то не здесь. Одного перенесли или перетащили с дивана, второго… из другой комнаты, наверное, – откуда же еще? Дом был обычным: сени, кухонька да горница, а на втором этаже наверняка спальня. Значит, оттуда снесли.
– Чего хорошего?
– У одного пистолет необычный. Никогда не видел такого.
– Покажи.
Дима показал, и капитан-лейтенант пожал плечами, причем совершенно равнодушно.
– Рома наверняка скажет…
Курсант даже не спросил – констатировал. И тут же, без паузы, передал документы убитых. «Sily Zbrojne Rzeczypospolitej Polskiej» было написано на карточках обоих. «LEGITYMACJA». И фотографии. Оказалось, что один похож на него самого, и это прекрасно. В имена же Антон не вчитывался, будет еще время.