Гнев Тиамат
Шрифт:
В результате, вести из дальних миров казались слегка ненадёжными. События на Обероне и в его системе приобретали преувеличенное значение, потому что она узнавала о них немедленно. А всё, происходящее в Бара Гаоне, Лаконии или Солнечной системе, на Фрихолде, Новом Кипре или в Гефене, имело налёт чуждой и экзотической диковинки.
Фраза «потеряно двое врат» значила, что врата Танджавура и Текомы уничтожены, а системы за ними отрезаны, что лишь добавляло ощущения неохватности событий, происходящих где-то очень далеко. Вселенная опять расширилась, и вещи, которые казались близкими, снова обрели дистанцию. А потому, поступающие с ретрансляторов отчёты были драгоценны, как воздух в дырявом корабле.
Известие из Солнечной системы о том, что «Буря» уничтожена, стало чуть ли не откровением.
И пришло оно не из подполья. Если Бобби и отправила отчёт, бутылка затерялась где-то, или замедлилась до такой степени, что её обогнали гражданские новости. Наоми услышала их в лаконианской государственной ленте, курируемой губернатором. По идее, возмущенный тон доклада должен был внушить страх. Террористы, убив лаконианского дипломата и украв военную технику, с её помощью уничтожили единственную защиту Солнечной системы. Опасность хаоса и бунтов в системе, если верить новостной подаче, просто апокалиптическая. Лаконианские силы готовятся защищать мирных граждан от волн репрессий и насилия, которые наверняка последуют.
Возможно, для лаконианских ушей это звучало убедительно. Непреодолимая зашоренность предпосылки, что все лаконианцы хорошие, а любая оппозиция – зло во плоти, походила на чёртово слепое пятно, когда дело касалось пропаганды. Но для Наоми и Чавы это стало разрешением неопределённости, – теперь они знали, как сработал план Бобби. А для обычных граждан Оберона это значило, что неудержимая лаконианская машина вполне остановима. Остановлена. И уверенность в имперском правлении дала трещину, через которую можно было прогнать корабль. Как это обычно и бывает, к добрым вестям прилагался целый список новых проблем. Хороших, таких, на которые они с Бобби надеялись, но всё же проблем.
– Слышала, удалили записи о поставках за пять лет? – спросила Чава. – Стёрли начисто.
– А разве это не наши?
– Из тех кого я знаю, нет. – Чава наливала кофе в чашку. – Ты разбираешься в сети лучше меня, но...
– Это просто значит, что они восстановят записи из резервной копии, – пояснила Наоми, принимая чашку.
Она привыкла к френч-прессу Чавы. Кофе крепкий, горьковатый, и иногда даже с гущей. И так ей нравилось больше, чем в корабельном варианте.
– Так что, похоже, кто-то мутит с доступом к бекапу. Загрузи туда всё, что нужно, а после восстановления данных это станет официальной информацией.
– Так я и думала. Одна из наших ячеек могла сработать сама по себе. Или гражданские проявили инициативу. Или криминалитет. Чёрт, да сами лаконианцы, чтобы скрыть что-то, а обвинить нас. Неважно кто, но раньше они такое проворачивать не рисковали, а теперь осмелели. И что это творится? Так, кстати, везде, в тех или иных вариациях.
Децентрализация власти, то, чем астеры занимались с самого начала, несколько поколений назад, когда способность передавать приказы превосходила возможности по их исполнению. Старая Рокку, в её радикальные годы говорила, что внутряки подобны мечу – бьют в одно место, нанося рану, способную убить. Пояс же – вода, что проталкивается изо всех щелей. Гибель «Бури» не изменила ничего для систем за пределами Солнечной. И не похоже, что Дуарте отправит корабль-убийцу расследовать какую-то подозрительную потерю данных. Изменилась уверенность людей в системе, и неопределенность создавала новые дыры, трещины и возможности.
Сила Лаконии была в едином видении, и одном блестящем разуме, стоящим за всем этим. А подполье, как вероятно, и АВП до него, имело столько же видений, сколько входящих в него людей, и как номинальный лидер, Наоми представляла лишь один из голосов. Аппарат Дуарте неповоротлив. Начни множество событий происходить одновременно, и они могут увязнуть. В этом была и их слабость, и сила.
– Кстати, появились новые контакты, – сказала Наоми. – По отчётам, почти дюжина с момента первого доклада.
– Хороший знак. Люди чувствуют новые веяния.
– Некоторые да, – согласилась Наоми. – А у некоторых другая цель. Я потратила месяцы, чтобы понять, как сделать так, чтобы их рекрутёры нанимали наших людей. Наверняка, они способны делать то же самое с нами.
– Я буду осторожна, – сказала Чава. – Проверки данных, наблюдение за новобранцами, тестовые задания. Весь набор. Никому не позволю проникнуть через кормовой шлюз.
– Для твоего же блага, – сказала Наоми. – Тех людей, которым доверяешь, тоже проверяй. И делай это случайно. И так, чтобы кто-то приглядывал и за тобой. Это как замки на скафандре. Все смотрят, чтобы у всех всё было в порядке. И будь готова к преследованиям. Они скоро начнутся.
Чава отпила кофе и кивнула.
– Хотела бы я, чтобы ты осталась. Конечно, здорово будет снова пригласить домой друзей, но... Мне было приятно, что ты здесь.
– Даже если моё присутствие могло тебя убить?
Чава была из людей того типа, что умеют хмуриться только лбом.
– Может, как раз поэтому. Думаю, во мне слишком много от адреналинового наркомана, чтобы выжить в качестве менеджера по прокату кораблей. И если бы не всё это, в отпусках лезла бы в незаконные гонки.
Наоми допила кофе, опустила свою белую фарфоровую чашку в последний раз, и обняла на прощанье Чаву. Её вещи уже ждали у двери в туго набитой сумке, которую легко подхватить при выходе. Она в последний раз оглядела комнаты Чавы. Кухня, гостиная, проход в спальню, которая так недолго побыла её личной. И тем не менее, за это время всё успело измениться как минимум дважды.
В груди комок, но не печаль о том, что она покидает это место. Чава ей нравилась, и жить у неё было приятно, но это не дом. А грустно было от мыслей о собственном доме. С людьми, которых знала дольше, чем несколько недель. И ещё хуже от того, что когда-то у неё был дом. И семья. Она никогда не перестанет по ним скучать.
На лунной базе Оберона, вагоны «трубы» ходили с интервалом в семь минут, а знаки и указатели чётко указывали путь. Совсем не трудно оказалось добраться от дома Чавы до доков, а оттуда до челнока, арендованного на вымышленное имя, связанное с придуманной корпорацией и застрахованное полисом, который никогда не используют.
Оберон становился очевидной целью, и не только потому, что был успешной колонией. Любой лаконианский анализ бутылочного обмена, который практиковало подполье, вскрыл бы повышенную активность во вратах Оберона. За уничтожение «Бури» последует ответ, и ни она, ни Чава, ни кто-либо из её контактов не сомневались, что часть этого ответа придётся на Оберон. А как известно, лучший способ пережить падение астероида – отсутствовать на планете.
Ожидая разрешения на вылет, Наоми открыла картинку с видом из телескопа. Просто ещё один сине-мраморный шарик в пустоте. Широкий ураганный фронт скрыл часть океана, который она никогда не увидит. Континенты в видимой части раскиданы хаотично, как костяшки, брошенные детворой при игре на заднем дворе. Огромная, красивая сфера, на которой так мало людей. Города с университетами, полными студентов, которые никогда не знали другого неба. Она сомневалась, что когда-нибудь увидит всё это снова, а потому смотрела и пыталась запомнить. Столько всего осталось без воспоминаний. А ведь знание, что какой-то момент уходит навсегда, драгоценно.