Гнев Тиамат
Шрифт:
– «Сокол» на позиции, – сообщил пилот.
Если дела обернутся совсем ужасно, Сагали или сама Элви отдадут единственный устный приказ: «Аварийная эвакуация», – подтвердив его своим именем и цифровым кодом авторизации, – и корабль рванет прочь. С его не по росту огромными двигателями ускорение убьет или покалечит всех, кто не окажется в сделанных по спецпроекту амортизаторах, зато собранные данные не погибнут. Лакония предусматривала много подобных способов предохранения. Элви не любила эту часть своей работы.
– Благодарю вас, лейтенант, – отозвался адмирал Сагали. Он тоже был
– Выводите ее, – приказала по коммуникатору Элви. В таких ситуациях всегда вспоминали, что это «она».
Элви сидела в новейшем лаконском амортизаторе в окружении экранов. Рабочие инструменты можно было убрать в одну секунду, и чуть больше требовалось, чтобы наполнить амортизатор пригодной для дыхания антиперегрузочной жидкостью. Элви принадлежала к немногим, кого считали нужным сохранить живыми. Ей казалось, что работать приходится в брюхе торпеды. И этого она тоже терпеть не могла.
На одном экране камера отслеживала движение катализатора – ее на утыканной датчиками спецкаталке вывозили из хранилища. Связь протомолекулы была двухсторонней. Происходящее с образцом не менее важно, чем происходящее в мертвой системе, которую они пытались активировать.
Каталка с катализатором двигалась на магнитном шасси к отделению в корабельной обшивке, прочь от антирадиационной защиты и остальной высокотехнологичной магии, которой группа Кортасара изолировала образец от других существующих за вратами.
Ничего не менялось.
– Пока никакой реакции, – сказал Травон.
– Да ну, неужели? – не скрывая сарказма, отозвался Фаиз.
Травон предпочел его не услышать.
Связь протомолекулы превышала скорость света, но запускалась она не мгновенно. Местоположение для нее ничего не значило, а вот скорость света – да. Элви подозревала, что вначале происходило некое укладывающееся в пределы световой рукопожатие, при котором два узла договаривались, какой протокол связи использовать. Наполовину догадка, наполовину метафора, но эта гипотеза помогала ей рассуждать.
Ее образец был родом из лабораторных боксов Кортасара. До недавнего времени его не существовало. То, с чем они пытались взаимодействовать, ожидало здесь с тех пор, как две амебы сошлись и задумали человечество. Однако оказавшись в физической близости – например, в одной солнечной системе, – они на лету завязывали какие-то отношения. Это было и жутко, и удивительно. И не похоже на квантовую запутанность, хотя она в этом и замешана.
Изучая протомолекулу и создавшую ее цивилизацию, Элви не раз порадовалась, что она не физик. Биологическое действие протомолекулы оставалось непонятным, но все же обещало когда-нибудь проясниться. Механика захвата живых организмов и перестройки их в своих целях выглядела невероятно сложной, но в чем-то похожей на поведение вирусов и паразитических грибков. Элви еще не знала всех правил, но считала, что могла бы их выяснить, если бы ей дали время и средства.
То, что вытворяла протомолекула с физикой, выглядело уже не изменением и совершенствованием стандартных моделей – она попросту переворачивала доску и разбрасывала по полу все фигуры. Элви подозревала, что постоянные легкомысленные шуточки Джен Лавли помогают ей не сойти с ума, глядя, как день ото дня разлетается вдребезги ее понимание реальности.
– Есть реакция, – сказал Травон.
– Да, – согласилась Джен. – На объекте что-то происходит.
– Какая в этот раз была задержка? – поинтересовалась Элви.
– Восемнадцать минут.
Они находились в девяти световых минутах от структуры, так что идея с рукопожатием на околосветовой скорости правдоподобно подтверждалась. Стоило бы записать эту гипотезу и сдать в отдел наноинформатики.
Экраны Элви взбесились, их захлестнули данные с пакета датчиков образца. Анализировать их в реальном времени было невозможно, так что Элви просто пропустила мимо первую волну чисел и графиков. Потом будет время поразмыслить, что бы все это значило.
– Пока вроде бы стабильно, – сказал Травон.
– Всегда приятно, когда не взрывается сразу, – отозвалась Элви, но никого не сумела рассмешить.
– Знаете, почему этот алмаз зеленый? – подала голос Джен, ни к кому в особенности не обращаясь. – Я разобралась.
– Радиация, – сказал Фаиз. Он-то, конечно, знал. Он тоже был тогда на Илосе, в должности геолога. Сеть врат, обеспечившая Элви тринадцатью сотнями биосфер для изучения, дала Фаизу в десять раз больше геологических структур. Попадались и такие экзотические, как огромная глыба кристаллического углерода довольно приятного оттенка. – Алмаз, образующийся в присутствии радиации, приобретает зеленый цвет. Иногда такие принимали за изумруды. Но это совсем разные минералы. Изумруд – это берилл, а не углерод.
– Сорвал мне звездный выход, приятель, – буркнула Джен. – Но, бьюсь об заклад, когда объект формировался, звезда была гораздо активнее. Исходя из скорости звездного распада, лет ему миллиардов пять. Эта штука висит здесь треть срока, понимаешь ли, существования вселенной.
– Тогда, получается, это старейший из найденных нами артефактов, – заинтересовался вдруг Травон. – Может быть, что-то от начала их цивилизации.
– Весьма любопытно, – заметил Сагали, выдавая нетерпение лишь резкостью тона. – Как оно действует?
«Как его действие поможет нам в борьбе против вурдалаков из-за пределов времени и пространства?» – вот что его интересовало. Бездонный бюджет экспедиции, сливки научного сообщества в команде, шедевр кораблестроительной техники – все это ради единственного вопроса, который заботил верховного консула и его научный директорат. «Как нам остановить то, что пожирает проходящие сквозь врата корабли?»
– Не знаю, – сказала Элви. – Дайте посмотреть.
После восемнадцати часов сбора информации Элви ушла к себе в каюту. Она быстро уяснила, что военная дисциплина лаконцев не требует от людей работать без передышки. Дуарте добивался от каждого максимальной эффективности. Это подразумевало, что треть суток большинству приходится тратить на сон. Когда Элви выбралась из амортизатора, заявив, что ей, прежде чем приступать к анализу, надо отдохнуть, Сагали и глазом не моргнул.