Гнев Земли
Шрифт:
Петро пытался схватиться за какую-то железку, но хищник его упредил стремительным броском. В ту же секунду телефонный столб и Калинкин вместе с ним рухнул. Младший сержант и сам не понял, как стремительно подскочил после падения, навел автомат и застрелил зверя. Но сторожа это уже не спасло – стальные челюсти разодрали ему горло, позвоночник и лицо.
4 км от Ворошиловки, 9:17.
Даже джип не мог противостоять ополчившейся против него стихии: дождь лил с небес не переставая,
– Застряли напрочь, - залез в салон весь перепачканный грязью Кирилл.
Грибов посмотрел на часы и, тяжело выдохнув, сообщил:
– За час и двух километров не проехали.
– Может, кто из деревни хоть поедет на встречу? – робко надеялся Гусев, - Тут осталось совсем ничего…
– Если уж мы застряли, то и другие тоже, - развеял иллюзии Кирилл.
– А ведь судя по картам тут асфальтированная дорога, - зло сказал прапорщик, - Хорош асфальт, нечего сказать.
– Был день назад, - заверил Кирилл.
– А вот теперь нет, - нервно засуетился Гусев, - Эта грязь чертова нас всех затянет, она как тесто на дрожжах растет, шевелится, падла, наступи в неё и конец. Она смерти нашей ждет. Если не тронемся – всем нам конец!
В этот красноречивый диалог вмешался прапорщик:
– Ты солдат или истеричка?! Чего орешь?! Паника на войне – последнее дело, поддался страху, в штаны наложил, так хоть другим этого не показывай!
Гусев судорожно хватал воздух и шумно дышал, его губы дрожали.
– Вы… вы не смеете мне приказывать! Я федерал<!--[if !supportFootnotes]-->[1]<!--[endif]--> и не подчиняюсь вэвэшникам!
– Ты – солдат, - грозно пояснил Грибов, - Во всяком случае, был им еще минут десять назад. В уставе есть понятие о подчинению приказам старшего по званию и должности, о принадлежности к родам войск в боевых условиях речи не идет.
– А мы не на войне!
– Ошибаешься, сынок. Всё живое, что только есть вокруг, объявило нам войну, поэтому утри сопли, смени подгузник и слушай, что я скажу, а то…
– А то чего? – дерзко спросил.
– Выкину нафиг из машины, мне трусливые нытики не нужны. Заткнись и смотри за своим товарищем.
Кирилл поспешил вмешаться, чтобы погасить спор:
– Кстати, как он там?
– Вроде чуть-чуть получше, - неохотно буркнул Гусев, - Спит, блевать перестал, краснота на коже пошла.
– Латентный период, - сам себе сказал Кирилл и, уловив вопросительный взгляд прапорщика, объяснил, - После бурного начала острая лучевая болезнь как бы исчезает, возникает видимое облегчение.
– Я же говорю, в госпиталь надо, - принялся за прежнюю свою песню Гусев.
Грибова прорвало:
– Ты опять за свое? Говорю в последний раз, захлопнись и не скули, понятно,
Гусев уступал прапору-вэвэшнику и в росте, и в комплекции, а главное в психологической непробиваемости. Он проиграл этому уставнику из ВВ, пришлось подчиняться.
– Понял… - едва слышно выдавил Гусев.
– Нужно отвечать «так точно», - решил до конца подавить очаги сопротивления Грибов, - Понял?
– Так точно…
– Вот и лады. Я не жестокий – это жизнь такая. Будем считать, что сейчас ничего не произошло, и слов твоих я не слышал.
Кирилл перевел дух и предложил:
– У меня есть лебедка, можно обмотаться вокруг сосны и сняться с места, как корабли когда-то с мели снимались.
Грибов повеселел и хлопнул в ладоши:
– Че ж ты раньше не додумался до этого! А ну, рядовой, помоги экологу.
Гусев гневно засопел, но подчинился. Пришлось выходить наружу, где лил дождь, а под ногами чавкала грязь.
Ворошиловка, 9:38.
Итог внезапного нападения был более чем плачевный: машина так и осталась наполовину под завалом, и извлекать ее было уже почти некому. Петро был мертв, а Катасонов глухо стонал, зажимая разорванный живот. Все уцелевшие понимали, что дело ветеринара безнадежно.
Дед Матвей сломал ключицу и теперь не мог шевелить левой рукой. Коняевы по-прежнему не пробудились от алкогольной спячки. Калинкин после знаменитого падения со столба только вымазался в саже, а ушам его позавидовал бы теперь любой негр. У сержанта оставалось девятнадцать патронов, десять взял себе Гончаленков.
– Теперь чтобы не произошло, бить только одиночными, - предупредил он.
Лошадникова исподлобья с ненавистью глянула на Калинкина и прошипела:
– Вы бы, товарищ участковый, лучше пристрелили этого труса с ушами, толка от него нет, а в кризисных ситуациях только вред.
Калинкин и так переживал свое не слишком геройское поведение во время стычки, в её финале ему удалось немного реабилитироваться, но полностью обелить себя не вышло.
– Че ты несешь, дура?! – не очень уравновешенно крикнул он.
– Трус! – сквозь зубы процедила Лошадникова.
Дед Матвей поморщился от боли, но все же вставил свое слово:
– Уймитесь вы, весь день грызетесь, а в это время грызут нас. Сейчас повезло нам, но в другой раз не за кого будет прятаться.
– Дед, ты хорошо видишь? – спросил участковый уполномоченный.
– Газету с очками читаю, а так не жалуюсь на глаза. Бывает, что иногда слезятся, так на то я и старик.
– Вот и отлично, - заключил Гончаленков, - Мы будем расчищать завал, а ты пока смотри по сторонам. За дело, господа, и предупреждаю, что не пожалею патрона на того, кто при мне разинет рот, чтобы ругаться между собой.