Гоблины в России
Шрифт:
Начинался очередной концерт молодой, но уже ставшей культовой группы "Страстный Зуб".
И грохнуло. Бас тяжело и сладко толкнул недоверчивое сердце толпы и принялся раскачивать и массировать, пока оно не раскрылось, а потом Васька включил фиброусилитель, и жадные души человечьи затрепетали хищными ресничками, словно раскрывшиеся росянки, алчущие насытиться чужой любовью, потому что своей, как всегда было мало.
Васька, словно гусенок, вытянулся к микрофону и, не прекращая резать зал звуками электрогуслей, запел-закричал песню, о новорожденном человеке, уже умеющем кричать.
Мне б, гитару занеся с плеча,
Зал наотмашь звуками рубить.
Человек, умеющий кричать -
Может научиться говорить!
Зал вскипает, лицами мельча,
Зал тревожным телом ловит ритм,
Человек, умеющий кричать -
Может научиться говорить!
Залу вместе триста тысяч лет,
Зал древней Христа и пирамид,
Первым человеком на Земле,
Зал еще кричит - уже кричит!
Прежде было Слово, но сейчас,
Только крик - но это до поры,
Человек, умеющий кричать -
Может научиться говорить!
И тут над левым плечом музыканта, там, где багровой вспышкой любви должны были раскрыться губы Алого артефакта, что-то звонко лопнуло, посыпались искры и даже, кажется, повалил дым.
Васька дернулся, слегка осел влево - плечо немилосердно пекло. Но группа и бэк-вокалистки не подвели, поняв, что случилось неладное, девочки затанцевали вокруг рок-гусляра, заслоняя его от публики, а опытные лабухи из духовой секции, спасая солиста и номер, дружно рухнули в зал сверкающим биг-бэндовым обвалом.
– Ты чего лажаешь?
– прошипел Васька почерневшей, но все еще горячей Алой Целовальной Челюсти, сидевшей на его левом плече, словно выскочившая их печки царевна-лягушка.
– Я не лажаю.... Я перегорела, - странным, словно червивым голосом просипела Алая Целовальная.
– Дальше - без меня...
– Чуда сегодня не будет, - понял Васька.
– Но публика пришла за чудом, значит, придется выкручиваться без колдовства, самому... точнее - самим. Он бросил быстрый взгляд на музыкантов, но те все и так поняли. И они стали играть...
Позже, крикливые и наглые музыкальные комментаторы спорили - что это было. Кардинальная смена музыкального стиля, или просто неполадки с аппаратурой. Во всяком случае, никто не рискнул считать концерт провалившимся, но никто не решился назвать его удачным. Васька от интервью отказывался наотрез, мудро отправляя на встречи с пираньями пера Кащея Ржова. Все равно ведь бессмертный - не жалко.
Поздней ночью, а точнее - ранним утром, Васька сидел в гостиничном номере. На журнальном столике, между рок-гусляром и его боевой подругой, сморщенной, словно отцеловавшая свое женщина, стояла початая бутылка "Шуйской".
– Эх, - сокрушался Васька.
– Так хорошо начали. И без всякой фанеры. Публика на концерты валом валит. Даже Кащей, и тот почти человеком стал, а ты... Что с тобой, подруга?
– Да вот... постарела я, - шамкает подруга.
– Перегорела-постарела.... Нету во мне Любови больше, вся кончилась, ты уж прости, сынок. А насчет фанеры - это ты погорячился слегка.... Лукавишь.
– Как это лукавлю?
– обиделся гусляр.
– Когда это мы под фанеру-то выступали? Не было такого! За то нас публика и любила, что все натуральное
– А я?
– тихо спросила Алая.
– Я ведь тоже навроде фанеры, только ты по-глупости этого не понял, а может, и понял, только осознать побоялся.
– Какая же ты "фанера", - искренне изумился Васька.
– Ты же эвон как петь умеешь! Зал аж дыбарем встает!
И выпил от обиды.
– Ты на водку-то не налегай, - сварливо сказала собеседница.
– Не поможет, правду водкой не смоешь. Только вот что я тебе скажу - пел-то на самом деле ты сам, а я только слушателей под тебя настраивала. Влюбляла, короче.
– И сильно?
– заинтересовался захмелевший Васька.
– Что, так прямо всех поголовно и влюбляла?
– Всех, - скучно сказала прежде Целовальная, а сейчас Безлюбая помощница.
– А если публика в тебя заранее влюблена, то успех тебе обеспечен, что бы ты ни вытворял. Хоть чижика-пыжика играй, хоть "токатту и фугу ре-минор" - все едино.
– Ишь ты...
– расстроился гусляр.
– А зачем ты это делала?
– Устроена я так, да и понравился ты мне...
– А теперь?
– Васька понемногу начал понимать, что к чему.
– А теперь я спать хочу.... Погасну вот скоро...
– Бывшая царевна-лягушка, а теперь жаба-старуха сонно покачивалась на краю стола, почти уже совсем темная, только иногда по синеватым губам пробегали алые сполохи, словно угли догорали.
– И когда ты...
– ляпнул музыкант и испугался.
– Три дня, - донеслось с конца стола.
– Если к Хозяину не вернусь.... Три дня...
– Кто твой хозяин?
– отчаянно закричал Василий. Ему хотелось обнять подругу за плечи, да только не за что было обнять.
– Великий Орк. Владыка. Магарх. Урукхай.
– ответила темнота.
И у старшего брата, Даниила, того, который в политику ударился, дела тоже обстояли не лучшим образом.
Когда властность и обаяние, которые придавала ему Парадно-дипломатическая челюсть Великого Орка, стали иссякать, выяснилось, что среди руководителей движения "Умельцы России" настоящих умельцев оказалось - раз-два и обчелся. То есть, умения-то у них были, например, многие из них очень умело распоряжались деньгами, причем, почему-то исключительно в свою пользу. Другие умело обменивались опытом с зарубежом. Приезжает такой умелец в родные пенаты, а его и спрашивают-де, что привез? А он так гордо отвечает, с большим достоинством - опыт! А какой опыт, с чем его едят и какая от этого опыта польза - непонятно. Молчит умелец, словно воды в рот набрал. А может, у него там, во рту - опыт, который он из-за бугра привез?