Год 50-й: Расти из пепла
Шрифт:
Сапер разбирался с минами и опробовал парочку, ввел огнепроводный шнур в гнездо капсюля, закрепил бумагой, чтоб не болтался, и еле успел отбежать, когда мина взорвалась. Старик вскинул от дерна чумазое лицо, и поднял вверх большой палец – Во! Потом он проверял сигнальные мины, которые мы решили поставить в малоперспективных направлениях атаки, но все равно, а вдруг там пойдут. Так прошел весь день и только в полной темноте мы вернулись домой. И сразу в баню, так веничком нахлестались, что я, вдобавок измученный прошедшей ночью, сразу уснул, возможно, жена на меня и обиделась…
Приближался
Ночь, темная река и мне опять снится отец, впервые во сне он заговорил со мной. «Сынок, смерти нет, вот, у тебя растет сын, и это наше с тобой продолжение». Я хотел сказать, что нет у меня никакого сына, но губы мои были немы, а отец, привязанный к кресту, уплывал по реке, и я проснулся плача от горя. Настя… Настена… Любимая обтирает мне лицо свежим рушником, и шепчет ласковые слова. Полностью очнувшись, я понял – завтра бой, бой за своих родных и за свою свободу…
Рыжая Соня прибежала под утро, перебудив весь дом Ефимыча. Она добралась до нашей спальни в тот момент, когда я, уже одетый и собранный, ожидал ее у дверей.
– Все, Степан, идут! – выпалила она с порога.
В общем, рейдеры шли по почти намеченному нами маршруту, и сейчас по моим расчетам находились в двадцати верстах от переправы у Гадючьей балки…
Раннее утро, сизый туман стелется по темной воде реки, заливая прибрежный луг серебряной дымкой. Мы сидим на выбранных позициях, разведчики докладывали последний раз полтора часа назад… В общем, рейдеры идут по намеченному курсу, и в данный момент я думаю, Юра с тремя бойцами занимает позицию на том берегу, на отходе противника работать будет. Ну вот первые фигурки рейдеров появились, сосну валят… Стараются. А вот и за вторую принялись… Ну, ну, флаг в руки…
Сорокаметровая сосна повалилась, четко попав вершиной на наш берег, а вот и вторая, сдвинули вместе, ну, вот и первый разведчик, ловко передвигая копытами, перебрался на наш берег. Огляделся, постоял, и, решив, что опасаться некого, махнул рукой…
Тут они все и столпились на переправе, их ошибка, я ее и ждал…
Трудаа-ах, трудаа-ах… начал выдавать АГС, и эту мелодию подхватили на разные лады… Короче по оценкам, у переправы скопилось не менее семидесяти человек, и через тридцать секунд после первого выстрела почти все они превратились в груду мяса. Вот и Юра начал работать на отходе… Кстати, задача-максимум, – перебить всех. И мои охотники – разведчики сейчас подстраховывают, сидят на путях вероятных зон отхода противника…
Все… Вижу Юру, подходит к реке, машет рукой, его бойцы добивают раненых. Вдалеке прогремело несколько взрывов, рейдеры нарвались-таки на мины. Вон еще несколько «сигналок» взлетело, отмечая пути отхода остатков банды, затрещали
Пора сворачиваться, Петро с Лысым Кумом (плотник с хутора) перебрались по бревнам на другую сторону реки, помогать, значит, в сборе трофеев, а я пошел запрягать Ворона, укрытого в Гадючьей балке, не самому же тяжелое оружие до хутора тащить.
Вечером собрались в общинной избе, выпивали помаленьку, не без этого, балагурили, и промежду прочим обсуждали детали операции, погибших среди наших не было, только четверо ранены, а вот рейдеры потеряли семьдесят восемь человек. Вряд ли кто ушел. Трупы все прикопали, нечего местность заражать, ловушки и мины обезвредили, так что бабы и детвора в лес спокойно могут ходить.
Петро завел разговор о постройке дома для меня, и мужики охотно поддержали, я не стал разубеждать их, хотят – пускай строят, а вообще-то я собирался поселиться в Степаново, все же село теперь мое. Главное – завершить все разборки с Пауком, а потом убедить жену в необходимости переселения. Интересно, как там дела у Ефимыча с Митькой? Кстати, надо выдвинуть дозор, на дорогу, ведущую к поселку, мало ли что может случиться на тракте, рванут недобитки в нашу сторону, а тут хутор как на ладони, открытый и незащищенный…
Меж тем мужики беззаботно развлекались подначками Петро, я, подшучивая над Костей Рябым, спросил:
– Слышь Рябой, а что за трофей ты заныкал? – и обращаясь к собравшимся, пояснил:
– Смотрю, Коська покойника потрошит, ну в смысле по карманам шарит, смотрю, достает листок с голой девкой, и так украдкой за пазуху прячет. Я ему: «Костя, ты еще мочалку в бане приспособил бы, натравливая зуб на жену». Вот представьте: Костя в бане смотрит на картинку, подносит к естеству мочалку и убеждает ЕГО чужая… чужая… А после ентого лихим галопом, и в койку к своей… Мужики заржали так, что со стен побелка посыпалась, а Костя, густо покраснев, только руками отмахивался и мычал что-то невразумительное, чем вызвал дополнительный восторг собравшихся…
– Ну ладно, – сказал я, когда мужики отсмеялись. – Кум и Скачек (местный кузнец) сегодня в дозоре, через час при полном вооружении выступить к поселку. Пойдете верст на десять вперед, и если появятся чужие, в бой не вступать, быстрей на хутор, а тут мы их и примем… Лица мужиков сразу стали серьезными, и назначенные в дозор с сожалением пошли собираться в дорогу.
Солнце тонким краем едва выглянуло из-за леса, с хуторских плетней петухи приветствовали рассвет. Я стоял, поглядывая на отлично просматриваемую дорогу с крыльца тещиного дома. Когда же Ефимыч появится? Меня со вчерашнего дня беспокоило отсутствие, как самих дружинников, так и вестей от них. Сзади неслышно подошла Настена.