Год дурака

Литтмегалина

Запершись в кабинке туалета, я села на крышку унитаза и отправила эсэмэску Деструктору: «Привет. Я скучаю». Мне не хотелось даже себе самой признаваться, сколько сообщений ему я отправила с конца ноября. Каждый день, как ритуал. Я прождала долго, разрывая в клочки кусок туалетной бумаги, но так и не дождалась ответа. Как и всегда. Его молчание не расстраивало меня. Оно заставляло пустоту внутри меня увеличиваться.

За две недели до новогодних каникул Ирина объявила, что намерена расширить наш отдел. Проект «Натюрлих» к тому времени безнадежно завяз и медленно погружался в ил, а мы, доблестные сотрудники отдела по подбору персонала, стояли на бережку и махали ему платочками. Под присмотром Ирины мы предпринимали вялые попытки изобразить деятельность, но стоило надзирательнице отойти, и все возвращалось на круги своя: Аня рылась в Сети в поисках свадебных аксессуаров, Диана изучала статьи о декоративной отделке дома, а я читала «Невесту Коупленда». Вероятно, это можно назвать саботажем. С другой стороны, если деятельность не приносит результата, не проще ли с тем же успехом, то есть никаким, сесть и расслабиться? Компания «Натюрлих» категорически отказалась пересмотреть условия для консультантов. Несколько подобранных нами девушек вышли на работу в «поля», но быстро сбежали, напуганные невыполнимым планом и постоянными штрафами, низводящими и без того низкий заработок до уровня плинтуса. Когда Ирина намекнула, что, как не справляющиеся со своими обязанностями, мы можем быть уволены, Диана зевнула.

К поиску бойцов, способных переломить ситуацию, Ирина приступила самостоятельно, заявив, что у нее собственные критерии отбора.

— Флаг ей в зад, — откомментировала Диана. — То есть в руки.

Первой, на кого пал выбор Ирины, стала Женевьева. Женевьева была наполовину француженка и большую часть своей жизни прожила во Франции, пока семье не пришлось переехать в Россию в связи с работой отца.

— Я люблю все французское, — заявила Ирина.

— Тогда французской ей болезни[4], — пожелала Диана.

Далее были избраны Валентина (потому что она закончила тот же университет, что и Ирина), Барбара, потому что у нее редкое красивое имя, и Дарья, потому что Дарья племянница соседки подруги Ангелины. Команда Ирининой мечты выходила на работу в следующий понедельник.

— Вилли, Билли и Дилли[5], — порадовалась Диана. — И Женевьева. Нет, я не уволюсь. Как можно такой цирк пропустить.

К приходу новеньких мы должны были подготовить рабочие места. То есть впихнуть еще ряд столов на ту же площадь. Пока мы с Аней, пыхтя, двигали столы, повинуясь хаотичным указаниям Ирины, Диана исчезла и вернулась с парочкой парней из IT, мужественно согласившихся помочь. В результате перестановки наш ряд сместился к самой стене, и я оказалась втиснута в шкаф позади меня. Теперь выбраться из-за стола стало не так-то просто, а столешница упиралась в ребра. Стеклянная перегородка наступала, вызывая чувство клаустрофобии.

— Всем удобно, — самодовольно заявила Ирина, падая на свое кресло и откидываясь на спинку с чувством выполненного долга, как будто я не подходила к ней трижды, жалуясь на дискомфорт.

В понедельник нашим взорам предстали Вилли, Билли и Дилли (и Женевьева), и критерий отбора Ирины стал всем ясен.

Женевьева была очень худая. У нее были большие, но бесцветные глаза, и жиденькие серые волосы, все время норовящие сбиться в колтуны.

Валентина оказалась маленькой и кривобокой, с короткими ногами и полными бедрами.

Барбара своим длинным носом, казалось, без проблем сможет проковырять дырку в стене.

У Дарьи не было бы недостатков, если бы не громадное количество веснушек, сыпью покрывающих лицо и тело, отчего ее все время хотелось умыть.

Девушки были молодые, неопытные и… ужасно некрасивые. Тем не менее они сияли от счастья. Их взяли на работу в солидную компанию! У них такая улыбчивая начальница! И хотя они еще толком не понимали, что должны делать, зато знали, какие блестящие у них перспективы, ведь о них Ирина полчаса соловьем заливалась на собеседовании.

К концу недели выяснилось, что скверная внешность еще не делает из девушки хорошего рекрутера. Билли, Вилли и Дилли (и Женевьева) копошились, как утята в корзине, тыкались клювом то в одно, то в другое, и жалобно пищали. Проект «Натюрлих» не шел. Странно. А ведь Ирина говорила, что он совсем-совсем легкий. И без опыта справятся.

Ирина, пребывающая в оглушенном состоянии от осознания катастрофического ухудшения ее положения, ссылалась на адаптацию, по завершении которой все чудесно заработают, и, давя из себя улыбки, изливала потоки бурлящего кала на тему мотивации и важности интонации рекрутера, как будто все дело было только в их интонациях. Иногда она сбивалась на обычные придирки. Но не могла же она признать, что опять села в лужу, раздув штат отдела, который и так давно не приносил компании прибыли.

Наконец Диана смягчила свое каменное сердце и начала по-тихому помогать новеньким, разъясняя им хотя бы самые основы. Но к тому времени все были разочарованы и дезориентированы.

В последний рабочий день года, закрывшись в туалете чтобы отправить эсэмэску Деструктору и насладиться его игнорированием, я услышала, как в соседней кабинке громко плачет Женевьева.

— Счастливого Нового года, — напутствовала меня вечером Диана, застегивая пуговицы пальто. — Если у тебя получится, конечно.

И ушла, уводя за собой разбитую Женевьеву.

Юра довез меня до подъезда и развернулся обратно, чтобы доставить Роланда в тренажерный зал, как всегда по пятницам.

На лавке возле подъезда, сгорбившись, сидел человек. Уже достаточно долго, потому что на его плечах и спине скопился снег. Пока я рылась в сумке, отыскивая вечно теряющиеся ключи, он даже не шевельнулся. Темно уже. Промозгло. Почему он не идет домой?

— С вами все в порядке? — спросила я.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Я плохо различала его лицо из-за недостатка света, но взгляд так и жег. Пауза затянулась. Ключи выскользнули из моих пальцев, и, когда я наклонилась поднять их, человек словно очнулся.

— Да. Все в порядке.

Я пожала плечами и вошла в подъезд. Не только у меня был тяжелый день.

В субботу я перемерила кучу платьев, пока не получила одобрение Роланда на простую серую трубу скучнейшего вида. Праздник не ощущался. Вечером, выдернув из-за новогоднего стола Юру, мы чинно-благородно, с шофером, отправились в путь — аж через три квартала. После чего Юра получил с царского плеча разрешение тащиться через весь город обратно к себе домой и продолжать празднование, чтобы забрать нас в полночь. Понимаю агрессивное выражение его лица.

Родители Роланда обитали в роскошном доме еще сталинской постройки — с длинными лоджиями и колесницами на фронтоне. Их квартира располагалась одна на этаже. Роланд позвонил в звонок, и я вытянулась в струнку, ощущая боль в челюстях от заранее заготовленной улыбки.

Дверь нам отперла маленькая квадратная женщина с глубокими вертикальными морщинами вдоль рта. На ней были бордовое бархатное платье в пол, массивный золотой кулон и кольца с кроваво-красными камнями. Волосы стянуты в хитро заплетенный узел, глаза смотрят любезным взглядом разъяренной гадюки.