Год выкупа

Андерсон Пол Уильям

Служба в Патруле не имела ничего общего с бравадой и безрассудством. Успех зависел от точных сведений. Их по большей части собирали на местах агенты вроде Стива. Но велика была роль и людей вроде Хелен, камеральных работников, вдумчиво и терпеливо анализировавших материалы полевиков. Разумеется, засланные в Ионию наблюдатели поставляли куда больше информации, чем удавалось извлечь из доживших до девятнадцатого века хроник и летописей. Но эти агенты не имели возможности делать то, что делала Хелен, а именно сопоставлять, типологизировать и интерпретировать находки, а также инструктировать новые экспедиции.

— Рано или поздно Стив должен будет подыскать что-нибудь безопасное, — сказала она, покраснев. — И пока он этого не сделает, я не соглашусь заводить детей.

— Уверен, в свое

время он перейдет на спокойную административную должность, — сказал Эверард.

«Если удастся его вытащить».

— К тому времени он накопит громадный опыт и станет слишком ценным сотрудником для черной работы. Пусть лучше руководит новичками. Гм… Возможно, ему придется на пару десятков лет надеть личину какой-нибудь важной шишки в испанских колониях. И если вы к нему присоединитесь, это многое упростит.

— Обязательно присоединюсь! Такое приключение! Я приспособлюсь, не сомневайтесь. Мы и не планировали насовсем остаться в Викторианской эпохе.

— Наш разговор практически не коснулся Америки двадцатого века. У вашего мужа остались там связи?

— Он из старинного калифорнийского рода. Среди дальней родни есть перуанцы. Прадед у него был моряком, капитаном. В Лиме нашел себе девушку, женился и увез на свою родину. Возможно, именно здесь кроется причина интереса Стива к ранней истории Перу. Полагаю, вам известно, что он стал антропологом, а позже вел в этой стране археологические раскопки. У него есть брат, женатый, живет в Сан-Франциско. Сам-то Стив развелся с первой женой незадолго до своего зачисления в Патруль. Это было… это будет в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом. Он работал на профессорской должности, но уволился, а всем объявил, что получил грант от знаменитого института и сможет теперь вести самостоятельные исследования. Этим объяснялись и его частые продолжительные отлучки. Стив по-прежнему снимает там холостяцкую квартирку, чтобы встречаться с родственниками и друзьями, и пока не планирует исчезать из их жизни. Рано или поздно придется, и он отдает себе в этом отчет, но… — Хелен улыбнулась. — Он сказал, что хочет дождаться, когда его обожаемая племянница выйдет замуж и родит ребенка. Хочет, мол, почувствовать, каково это — быть двоюродным дедом.

В ее речи смешивались времена глаголов, но Эверард старался не обращать внимания. Это неизбежно, когда о путешествиях во времени говорят на любом языке, кроме темпорального.

— Обожаемая племянница, говорите? — тихо переспросил он.

«Такие люди часто бывают полезны. Они много знают, и можно их расспрашивать, не вызывая подозрений».

— Что вам известно о ней?

— Ее зовут Ванда. Родилась в тысяча девятьсот шестьдесят пятом. Судя по тому, что в последнее время говорил о ней Стивен, она… ммм… студентка, изучает биологию… Стэнфордский университет, кажется. Кстати, на свое последнее задание он планировал отправиться не из Лондона, а именно из Калифорнии. Хотел перед этим встретиться с родственниками в… да, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом.

— Надо бы мне с ней поговорить.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Хелен.

Появилась служанка.

— Миссис, это к вам, — холодно сообщила она. — Некий джентльмен, назвался мистером Васкесом. — И совсем уж ледяным тоном: — Этот джентльмен цветной.

— Мой коллега, — шепнул хозяйке Эверард. — Я не ждал его так рано.

— Веди его сюда, — велела служанке Хелен.

Хулио Васкес и впрямь выглядел необычно для здешних мест: низкий, плотно сбитый, бронзовокожий, чернявый, плосколицый и горбоносый. Почти чистокровный уроженец Анд. Эверард знал, что этот парень родом из двадцать второго века. Знал он также, что здесь успели привыкнуть к людям с экзотической внешностью. Все-таки Лондон — центр империи, которая раскинулась по всей планете. А кроме того, Йорк-плейс находится аккурат посередине Бейкер-стрит.

Хелен Тамберли приняла посетителя со всей любезностью и велела-таки подать чай. В ее поведении и речах Эверард не замечал ни малейших признаков викторианского расизма — это, конечно же, сказалась служба в Патруле.

Они были вынуждены перейти на темпоральный язык, поскольку хозяйка не знала ни испанского, ни тем более кечуа, а Васкесу английский не был нужен ни до вступления в Патруль, ни после: агенту вполне хватало нескольких бытовых фраз.

— Я выяснил очень мало, — сообщил он. — Задача оказалась исключительно сложной, а времени было в обрез. Для испанцев я был самым обыкновенным индейцем. Разве мог я к ним подойти, уже не говоря о том, чтобы расспрашивать? За такую дерзость меня бы выпороли или даже прикончили на месте.

— Верно, конкистадоры были сущими извергами, — согласился Эверард. — Насколько мне известно, когда доставили выкуп за Атауальпу, Писарро не отпустил инку. Устроил судилище, предъявил кучу ложных обвинений и приговорил к смертной казни. Если не ошибаюсь, пленника сожгли заживо.

— Атауальпа согласился на крещение, и наказание смягчили, — объяснил Васкес. — Он был удавлен. Позднее многие испанцы, в том числе сам Писарро, испытывали чувство вины. Но они побоялись отпустить Атауальпу: получив свободу, тот мог поднять восстание. Так поступил впоследствии инка Манко, их марионеточный правитель. — Помолчав, агент добавил: — Да, история испанской колонизации Америки изобилует примерами варварства: лютые расправы, грабежи, порабощение. Но вы, мои друзья, учили историю в англоязычных школах, а ведь Испания веками была для Англии соперницей. Эта вражда с обеих сторон сопровождалась пропагандой. На самом же деле испанцы с их инквизицией и прочими жестокостями были в ту эпоху не хуже других, а может, и лучше многих. Некоторые из них — сам Кортес, например, и даже Торквемада — желали наделить туземцев кое-какими правами. Давайте вспомним, что местное население сохранилось почти на всей территории Латинской Америки, на земле своих предков, в то время как англичане, а впоследствии их преемники — янки и канадцы — почти поголовно уничтожили коренных жителей в завоеванных странах.

— Туше! — хмуро проговорил Эверард.

— Пожалуйста, не надо, — прошептала Хелен Тамберли.

— Простите, сеньора. — Сидя в кресле, Васкес поклонился ей. — Я вовсе не хотел вас обидеть, всего лишь пытался объяснить, почему результаты моего поиска так скромны. Мне удалось установить, что монах и воин вошли в дом, который в ту ночь находился под охраной. На рассвете они не вышли, и караул обеспокоился. Внутри никого не оказалось. Солдаты проверили все остальные двери, и те оказались заперты. По городу поползли самые дикие слухи. Но даже индейцев, от которых я узнал о случившемся, нельзя было толком расспросить. Не забывайте, для них я был чужим, а сами они очень редко покидали родные края. Впрочем, волнения в городе сыграли мне на руку — я придумал легенду, объясняющую мое присутствие. Но если бы мною заинтересовались всерьез, я был бы с легкостью разоблачен.

— Гм… — Эверард пыхнул трубкой. — Как я понял, Тамберли, имея духовный сан, мог осматривать сокровища по мере их поступления. Очищал их молитвами, что-то в этом роде. А на самом деле вел голографическую съемку предметов искусства. Чтобы в будущем было что изучать и чем любоваться. А этот солдат, что вы можете сказать о нем?

Васкес пожал плечами:

— Я узнал его имя — Луис Кастелар. Офицер, кавалерист, отличился в этой кампании. Некоторые считали, что он замышлял украсть ценности, другие в это не верили — дескать, такое просто немыслимо, ведь он благородный рыцарь, а брат Танаквил и вовсе образец добродетели. Сам Писарро допросил часовых и, как мне говорили, убедился в непричастности обоих сеньоров. Да и сокровища остались на месте. В общем, когда мне пришло время возвращаться, большинство объясняли случившееся колдовством. Город охватила истерия, и это могло иметь самые тяжелые последствия.

— Которые не оставили следов в известной нам истории, — проворчал Эверард. — Насколько важен этот отрезок пространства-времени?

— Вся конкиста исключительно важна, это одно из главных звеньев в цепи мировых событий. Насчет же конкретно этого эпизода ничего сказать не могу. Во всяком случае, здесь, в будущем, мы из-за него не прекратили свое существование.

— Это не означает, что мы не исчезнем чуть позже, — хмуро возразил Эверард.

«Не только сами исчезнем в одно мгновение, но и мир, в котором мы живем. Просто канем в небытие, более абсолютное, нежели смерть».