Годы и дни Мадраса
Шрифт:
Позже пришли сообщения о трагедии Рамешварама и Памбана.
В декабре жителей острова Рамешварам и побережья не успели предупредить по радио о надвигающемся циклоне. Он застал их врасплох. В течение нескольких дней пострадавший район был отрезан от внешнего мира. Сильный шторм мешал спасательным судам подойти к острову, а железнодорожная линия и Памбанский мост были разрушены. Единственным средством сообщения оказались самолеты военной авиации. Преодолевая неблагоприятные метеорологические условия, они появились над Рамешварамом и сбросили пакеты с едой, теплую одежду и баллоны с питьевой водой. Потом самолеты доставили к месту катастрофы главного министра штата Мадрас Бхактаватсалама и председателя партии Национальный конгресс Камараджа. В этот же день измученный тяжелым полетом Камарадж прямо на Мадрасском аэродроме рассказал корреспондентам
Газета «Хинду» писала: «Даже свирепый циклон, который обрушился на дистрикты Восточный Танджавур и Раманатапурам в 1955 году и унес свыше трехсот жизней, по-видимому, был более милосердным в сравнении с последним проявлением гнева природы на острове Рамешварам и в его окрестностях».
Вот далеко не полный перечень ущерба и разрушений, нанесенных декабрьским циклоном. Смыта железная дорога Памбан — Дханушкоди. Повреждена телеграфная и телефонная линии. Электросеть вышла из строя. Шоссе в районе Раманатапурам завалено упавшими деревьями. Автобусное сообщение прервано. Паровоз и четыре головных вагона экспресса Мадрас — Тривандрам опрокинулись на насыпи, подмытой водой. В Раманатапураме двухсотлетний баньян упал на храм Ханумана и разрушил его. Пострадала железнодорожная станция в Мандапаме. Сотни домов и хижин смыты ливнем и океанскими волнами. Десятки тысяч людей остались бездомными. Тысячи нашли свое последнее пристанище под развалинами падающих домов и на морском дне. Убытки, причиненные циклоном, исчислялись многими миллионами рупий.
Рыбаки уходят в море
— Сиёрс, сиёрс! — несется откуда-то из темноты, где шумит океанский прибой. И снова:
— Сиёрс, сиёрс…
Странное, незнакомое слово. Я сворачиваю с асфальтированной ленты набережной на песок и иду на это слово.
— Сиёрс, сиёрс! — раздается совсем рядом.
Останавливаюсь. Постепенно глаза привыкают к темноте, и я вижу две фигуры в набедренных повязках. Одна принадлежит пожилому мужчине, другая — почти мальчику.
— Мэм, — говорит пожилой, — купите сиёрс, — и протягивает мне изогнутый остов морского конька. Теперь я понимаю, что такое «сиёрс». Это английское «си хоре» — морской конь. Чужое слово в устах тамильских рыбаков претерпело странное изменение. Оба же, мужчина и юноша, — рыбаки. Каждый вечер они приходят на побережье океана продавать' свой улов: морских коньков, осколки кораллов, ракушки, морских ежей. Здесь, прямо на песке, располагается своеобразный ночной рынок. Ацетиленовые фонари, поставленные на землю, образуют светящуюся дорожку, которая начинается от тротуара набережной и уходит к океану, туда, где разбиваются накатывающие на берег волны. Около фонарей на циновках лежат дешевые безделушки, школьные тетради, старые журналы, авторучки, бумажники и кошельки. Но больше всего того, что приносит океан. Кораллы, морские звезды, раковины.
Раковин много. Они лежат рядами, сверкая всеми оттенками самых неожиданных цветов. Розовые, сиреневые, голубоватые, желтые, коричневые, зеленые, серебристые. Раковины большие и маленькие. Похожие на блюдца и закрученные спиралью, простые жемчужницы и крупные раковины священного чанка, россыпь мелких каури и радужно блестящие перламутром «наутилусы». Влажный морской ветер мельчайшими кристалликами соли оседает на руках и лицах продавцов, покупателей и гуляющих. Люди идут от одной циновки к другой, присаживаются и бережно ощупывают гладкую поверхность разложенных раковин. У торговцев, регулярно занимающихся этим бизнесом, раковины вычищенные и отполированные. На некоторых выгравированы индусские боги и эмблемы политических партий. Чуть в стороне от освещенной дорожки бродят рыбаки. Они тоже пытаются что-нибудь продать. Они носят раковины в узелках, бережно разворачивают их перед покупателем и с плохо скрываемой надеждой смотрят, как пренебрежительно перебирают их товар. На их раковинах нет картинок, с них не соскоблена мшистая прозелень водорослей, раковины хранят прохладную влажность океанских глубин и пахнут морем. С точки зрения мадрасского покупателя, эти раковины не представляют интереса. Их берут иногда только потому, что знают бедственное
Каждый вечер рыбаки появляются на этом базаре, пытаясь заработать несколько лишних анн. Им не приходится далеко идти. Деревни рыбаков расположены тут же, на песчаной полосе между океанским прибоем и асфальтированной лентой «Марины». Эта лента — граница их мира, немногие из рыбаков осмеливаются выйти за нее. Мир, в котором они живут, так непохож на жизнь, которая вечерами захватывает «Марину» с ее нарядной толпой гуляющих, с ее яркими фонарями и дорогими ресторанами. Их мир — это убогие глинобитные хижины, крытые пальмовыми листьями, полуголодные ребятишки и непричесанные женщины в латаных сари. Их мир — это суровая борьба с непостоянством и предательством океана, ноющие с рассвета до вечера мышцы, медные гроши, которые они бережно завязывают в грязные набедренные повязки.
Атмосфера тяжелого труда, повседневных опасностей и нищеты царит на этом песчаном клочке. Его обитателей кормит океан. Но если иногда океан бывает щедр и улов богат, то люди, появляющиеся каждое утро на берегу, платят рыбакам гроши за самые ценные сорта рыб. В карманах скупщиков оседает большая часть денег, заработанных рыбаками в честном поединке с океаном. Недаром в Мадрасе говорят, что рыбаки кормят тысячи ртов, только не свой собственный.
Рыбацких деревушек на берегу несколько, и все они похожи одна на другую. Глиняные лачуги расположены таким образом, что между ними остаются только крохотные улочки и узкие проходы. В грязном песке этих импровизированных улиц копошатся голые худые дети, сидящие на корточках женщины продают мелкую рыбешку. Перед деревней, у самой кромки прибоя, лежат большие рыбацкие лодки, небольшие парусные боты и катамараны. Катамаран — это несколько бревен, связанных веревкой. Наблюдая за скачущими по гребням волн непрочными сооружениями, удивляешься, как могут рыбаки балансировать на них.
Около лежащих на берегу лодок среди сохнущих сетей возятся рыбаки — хорошо сложенные, статные люди, кожа которых стала совсем черной под лучами жестокого тропического солнца. Их тела обнажены, только на бедрах узкая полоска ткани. Головы прикрыты своеобразной шапочкой, сделанной из рогожи и напоминающей остроконечный колпак.
— Выходить в море нам приходится в любую погоду, — рассказывает мне один из рыбаков, — даже если оно бурное. Ничего не поделаешь, иначе дети не получат и той скудной пищи, которую они и так имеют не каждый день.
В этих словах горькая правда. Поэтому вечерами появляются на рынке раковин усталые люди с влажными узелками. И несется из темноты:
— Сиёрс, сиёрс. Си шелле. Си шелле.
Но превратности жизни на суше не самое страшное, что поджидает рыбаков.
…Утром 22 декабря 1964 года море было относительно спокойным. В деревне Тхангачимадам 50 рыбаков готовились выйти на лов. Они долго совещались на берегу. Старики показывали на зловещие тучи, обложившие горизонт. В тучах полыхали синие молнии. Старики в раздумье качали головами. Но молодых это не беспокоило. Они видели эти тучи и молнии уже неделю. Все знали, что в той стороне, у Цейлона, море всегда в это время бурное. Но бушующие там шквалы и ураганы редко докатывались до побережья. Поэтому рыбаки ушли в море. Назад они не вернулись. Из пятидесяти повезло только одному. Он спасся чудом. Потеряв свою лодку, рыбак вплавь через штормовые волны добрался до берега. Там нашли его, израненного и потерявшего сознание. Очнувшись, он рассказал о трагедии, разыгравшейся в океане. Штормовой шквал налетел па флотилию на ее пути к берегу. Легкие суденышки рыбаков были опрокинуты. Ветер разметал их в разные стороны. Мачты и весла поломались. Людей захлестывали огромные волны. В течение нескольких дней океан выбрасывал на берег трупы погибших.
Разгул декабрьского циклона продолжался несколько дней. Потом ветер утих, океан успокоился, на небе, свободном от туч, засверкало солнце. Постепенно жизнь побережья налаживалась. Похоронили погибших, отстроили хижины. Вновь на рассвете рыбаки уходят в море. Но кто может поручиться, что они вернутся домой, когда в Мадрас придет очередной циклон…
Католики. Фома Неверный
— Да, да, пожалуйста, входите. Я жду вас.
Навстречу мне из-за небольшого стола, заваленного книгами и рукописями, поднимается человек. На нем белая сутана и стоптанные домашние туфли.