Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
– Капут-то капут, а я вот к дому уж подхожу.
– И глаза Андрея помутнели от тоски.
– Ты понимаешь? К дому. А там у меня двое ребят. Ты думаешь, легко это? Хорошо хоть, глухоманью идем, а то в глаза людям смотреть стыдно. Плюнут - и вытирать грех: заслужили. Народ, он по справедливости судит…
Тяжело переживал отход к Днепру и лейтенант Миронов. В одном селе его остановила колхозница, чем-то напоминавшая мать. Почерневшее лицо ее избороздили глубокие овражки морщин. И, глядя в эти исстрадавшиеся до пустоты глаза, Саша физически ощутил боль в сердце. Ему приятно было взять из
Пока он ел хлеб, торопливо запивая молоком, женщина пристально глядела на исхудавшего и почерневшего лейтенанта и, видно, вспоминала о чем-то, безмерно волнующем ее старое доброе сердце. На глаза ее навернулись росинки слез. Она торопливо смахнула их передником и проговорила со вздохом, идущим откуда-то из глубины сердца:
– А может, и мой вот так где… - и оборвала эту горькую мысль.
Сотни раз слышал это Миронов во всех деревнях, через которые ему довелось пройти отступая.
В такие тягостные минуты Саше хотелось одного: хоть чем-нибудь смягчить жестокое горе матери. Возможно, и его мать вот так же говорит какому-то командиру или бойцу. И Миронов ответил:
– Придет, мамаша, ваш сын. Непременно вернется…
А старуха мать, глядя на юное лицо лейтенанта, верила ему, потому что это было ее самое заветное человеческое желание.
3
Миронова вызвали в штаб полка и приказали вывести роту в резерв. В это время появился политрук Куранда. В карманах его гимнастерки блестели держатели трех авторучек, на животе висел планшет с блокнотом,- закрепленным резиновым кольцом. Поморцев упрекнул его, что он мало бывает в войсках и отирается в штабах. От него Куранда узнал о роте Миронова, удачно обеспечившей отход полка, и решил поехать «организовать» материал для газеты.
– Приветствую боевых однополчан!
– потряс он рукой в воздухе, сверкая золотыми клыками, и обнял Миронова.
– О вас там в дивизии все говорят, отличились. Молодцы, ребята! Геройский народ.
Миронов смущенно улыбался,
– Мне надо торопиться, Евгений Антонович…
– Давайте трогайте… Я кое с кем на ходу побеседую, материальчик в газету надо.
И рота двинулась в путь…
День был солнечный, жаркий, на небе ни облачка. Гимнастерки бойцов взмокли от пота. Дышать было трудно. Каждый нес оружие, был нагружен боеприпасами и мечтал о скором привале. Куранда отзывал бойцов в хвост колонны, задавал им вопросы и на ходу делал заметки. Дорога шла по открытой местности, и только справа и слева тянулись вдалеке кусты, местами переходящие в молодое редколесье.
– Вот ежели тут застукает нас немец своими «юнкерсами», хоть в землю влазь.
– Еж с тревогой глянул на небо.
– Брось ты каркать, как старая ворона, - оборвал его молоденький безусый хлопец.
– Нет, я не ворона, а стреляный воробей,- отшутился Еж.
– Это я хотел проверить, кто из вас труса празднует.
– Тоже мне смельчак нашелся! Каждый трус завсегда о храбрости речь ведет.
– Не так, парень: каждый трус смотрит в куст, - поправил Еж.
И тут все увидели, что в небе появилось несколько немецких бомбардировщиков.
– Накаркал-таки, ворон!
– Воздух! Воздух!
Бойцы разбежались по полю. Но опытный глаз Ежа заметил, что немцы не собираются их бомбить, так как в стороне была более заманчивая цель - автоколонна.
По полю в страхе метался один Куранда. Еж заложил в рот палец и изобразил свист падающей бомбы. Куранда опрометью кинулся к сточной трубе, что проложена была под насыпью пешеходной дороги, и, не раздумывая, шмыгнул в нее…
Глава шестая
1
В полдень в штаб дивизии прибыл командующий армией генерал-майор Кипоренко. Не застав комдива в штабе, он поехал по полкам и, наконец, нашел его у Канашова.
– Вы как вихорь носитесь, Василий Александрович, нигде не могу вас застать, - сказал он, пожимая ему руку.
Впервые за время войны Русачев видел Кипоренко в хорошем настроении. «Значит, имеются радостные вести. Не наступать ли собираемся?»
– Ловко вы, Василий Александрович, этого Мильдера обдурили. Пленный немец рассказывал, что он там рвет и мечет.
Русачев смутился, глянул, будто попросил помощи у Зарницкого.
– Ну, а как все-таки удалось обмануть немцев? Ведь у них воздушная разведка хорошо работает…
Русачев кивнул головой на Канашова.
– Да я что? Это Канашов, он у нас на выдумки мастер. А я, признаться, не больно верил в эту затею. Даже ругал Канашова, что отвлекает без пользы людей на эти деревянные пушки.
– Расскажу про вашу затею командующему фронтом. Здорово получилось!
– генерал одобрительно посмотрел на Канашова.
– Пойманный вами «язык» оказался начальником разведки танковой дивизии. В штабе фронта он сообщил очень важные данные.
Генерал помедлил и, взяв карту из рук Зарницкого, сказал:
– Смотрели вашу оборону. На правом фланге она у вас слабая. Участок обороны Муцынова недостаточно подготовлен и в инженерном отношении. Почему он не использовал естественные выгоды местности, не создал противотанковые заграждения?
– Столько труда вкладываем в это строительство, а при отходе приходится все бросать, - безнадежно махнул рукой Русачев.
– И все же этот поистине огромный труд наших войск уже принес свои плоды, немцы несут большие потери…
– Когда же, товарищ генерал, наступать-то будем?
– спросил Русачев.- Все отступаем и отступаем.
Командующий вздохнул.
– Все спрашивают об этом… А как вы оцениваете, полковник, противника?
Русачеву хотелось угадать желание генерала, и, глядя на его довольное лицо, он сказал: