Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
– Товарищ Ракитянский, необходимо завтра подготовить и отправить посылку семье нашего бывшего комдива Русачева. Запишите адрес. Будет посылка готова, покажите мне. И передайте мой приказ Васько, чтобы шоколаду обязательно выдал. У дочери Василия Александровича двое солдат растут. Пошлем им наш фронтовой подарок.
Глава шестая
Руммер собрался ложиться спать. Одиннадцатый час ночи. Он чертовски устал сегодня за день. И потом этот бурный дружеский обед и ужин. «Мне повезло», - думал он, вспоминая о встрече со своим старым приятелем по службе в Польше, инспектором войск «СС», приехавшим проверять состояние комендантской службы района. На него, Руммера, этот скотина генерал
Руммер недоумевал. Почему ему так везло на прежней службе и во Франции и в Польше, где он сделал блестящую карьеру? А с первых дней пребывания в России на его голову сыпались сплошные неприятности. Если бы кто знал, сколько превратностей судьбы испытал он за полгода войны на Восточном фронте и сколько раз его жизнь висела на волоске. Капитан понимал, что успех в его службе решают умелые исполнители его воли. Поэтому он занимался лично подбором кадров своих ближайших помощников. В отличие от своих коллег - комендантов районов - Руммер считал, что эти помощники должны быть не случайными убийцами с внешним бандитским видом, а людьми таковыми по натуре и глубокому убеждению. Пузняев предал и расстрелял лично своего командира батальона капитана Еременко в лагере военнопленных, а Царьков выдавал и расстреливал коммунистов и советских работников районного центра. Не случайно Зиберт похвально отозвался о них: «О да, они у тебя интеллигентные люди: Пузняев - бывший учитель, Царьков - лесничий. Вот это кадры. Ты знаешь, Шульц, а у меня идея: этим фактом о твоих помощниках мы можем опровергнуть советскую пропаганду о том, что с нами сотрудничают человеческие отбросы, уголовные элементы».
Руммер не возражал: это только поднимало его авторитет в глазах начальства.
Раздался звонок. «Кто там еще в такой поздний час?» Руммер взял трубку. Докладывал Пузняев торопливо, скороговоркой:
– Господин капитан! Сегодня перед заходом солнца наш агент Кушник, посланный мной на задание, увидел, что над лесом кружится советский самолет.
– Нельзя ли короче?
– Кушник тут же прислал связную собаку, и, когда мы прибыли к лесу, застали приземлявшуюся десантную группу.
– Десантную группу? И сколько их?
– Трое.
– Ну и что вы сделали?
– Я тут же поднял отряд по тревоге и решил захватить их в плен. Десантников мы окружили. Они стали вести огонь по нас. И когда уж можно было схватить их живьем, они покончили с собой.
– Все трое?
– Нет, двое.
– Одного вам удалось захватить? Отлично, господин Пузняев. Вы начинаете заметно исправляться. Где ваш пленник? Чем он вооружен?
– Господин капитан, третьего мы не захватили…
– А что же вы сделали с ним? Убили?
– Нет, он скрылся, но я завтра с рассвета продолжу поиски.
Руммер покашлял.
– Где же убитые парашютисты?
– Мы их захоронили в лесу. Парашюты мы доставим вам завтра. Вооружены они были пистолетами «ТТ».
– Все было бы хорошо, но третьего надо искать, господин Пузняев. Найдите третьего, я отмечу вас за усердную службу. Вы же знаете, я не постою ни перед чем и достойно вознагражу.
– Буду стараться, господин капитан. Доброй вам ночи.
2
Пузняев играл с огнем, и, проверь Руммер факты, ему бы не сносить головы. Пузняева толкал на такой шаг упавший престиж в глазах начальника. Он ничего не мог придумать лучшего, чем этот неожиданно подвернувшийся случай с десантниками. И он рискнул.
Советские парашютисты действительно высадились перед вечером в лесу. Но их было не трое, а пять человек. Кушник действительно сообщил Пузняеву, но, когда он прибыл с отрядом, их и след простыл. Постреляв в белый свет как в копеечку и подобрав два парашюта, полицаи собрались и отбыли восвояси. Пузняеву пришла мысль отличиться на этой «холостой» операции. Он вспомнил, что два дня тому назад в перестрелке с партизанами были убиты два полицая. Их похоронили в лесу, и он теперь решил выдать мертвых душ за советских парашютистов. «Завтра мы найдем Руммеру и третьего», - думал он. Давно уже Пузняев собирался отправить на тот свет одного из своих подчиненных, показавшегося ему подозрительным. «Возьму его па поиски, - думал он, - и сделаю из него третьего - убитого советского парашютиста».
Группа из пяти парашютистов-десантников была сброшена для выполнения особого задания неподалеку от лагеря партизанского отряда, о чем был предупрежден Мозольков. Все благополучно приземлились и с помощью связных партизанского отряда прибыли в штаб. Старший группы десантников лейтенант Полагута отрапортовал Мозолькову, что в состав группы входят: младший лейтенант, переводчик, два сержанта и радистка Лена Шашина.
Пузняеву удалось осуществить свой замысел. Отправившись на розыски третьего советского парашютиста, он выстрелом в затылок убил намеченную им жертву. Но вопреки его замыслу Руммер повернул дело по-своему. Он несколько раз, выслушивая длинный и путаный доклад Пузняева, поймал и изобличил его на вранье. Назревала неминуемая расплата. Теперь уж Пузняев знал - Руммер с удовольствием его расстреляет. И он решил ночью бежать к партизанам, прихватив важные документы. Там еще могли его пощадить. Здесь ждала смерть. Но Руммер разрушил его планы. Он приказал Царькову принять отряд полиции и всем идти на мнимые могилы советских парашютистов, чтобы до конца уличить Пузняева. В лесу их ждала партизанская засада. В перестрелке с ней капитан Руммер был убит, Царьков захвачен в плен. Полицаи-каратели частью были убиты или тяжело ранены, а частью разбежались.
Пузняев был ранен при взрыве немецкой гранаты, но ему удалось улизнуть на машине Руммера с его шофером, Партизаны не стали их преследовать: разгром большей части карательного отряда был и без того большой их победой.
Глава седьмая
Сегодня у Миронова радостный день: пришло письмо от летчика Мажаева, с которым он лежал в госпитале. В этом письме он писал, что его однополчанин летчик Василий Самойлов рассказал о том, как за линией фронта, в тылу у немцев, во время вынужденной посадки он встретил двух девушек-медсестер. Одна из них, Ляна Таланова, была ранена, и он ее вывез на самолете. Другую звали Наташей… У Миронова даже сердце замерло. «Она, конечно, она, Наташа Канашова». Ее фамилии тот не знал, но обещал узнать у Ляны, которая лежит в госпитале.
Но и за эти скупые сведения о любимой Миронов был в душе благодарен летчику и тут же написал ему и Мажаеву письмо.
Пролежав после ранения долгие месяцы в госпитале, Миронов после выздоровления попал в запасной полк. И если госпиталь наскучил ему режимом и собственным тягостным бездействием, то и запасной полк не принес ничего отрадного. Однообразные, похожие как две капли воды дни его службы в полку, где он командовал учебной ротой, частые смены обучаемых, столкновения с самолюбивым начальником - комбатом Свистуном до того ему надоели, что он готов был бежать куда угодно и служить где угодно, но только не в запасном полку. Все его рапорты и просьбы направить на фронт не давали никаких результатов. Больше того, после каждого рапорта капитан Свистун еще больше придирался, уличая его в нерадивости и недисциплинированности. Помог Миронову непредвиденный случай. Поверяла полк армейская комиссия. Постановку обучения в батальоне Свистуна признали неудовлетворительной. Решили командный состав (большинство не воевало) направить в действующую армию. И тут просьбу Миронова поддержали. В отделе кадров армии ему сообщили о том, что он давно уже старший лейтенант, вручили орден Красного Знамени за спасение полкового знамени и назначили командиром батальона.
Новый начальник Миронова - командир полка принял его по-фронтовому просто и радушно.
– Садись, будем знакомиться. Изнанкин я.
Миронов тоже представился.
– Постой, постой, чем-то мне знакома твоя фамилия. У тебя старший брат есть?
– Был. На финской погиб.
– Он повыше тебя ростом. Кажется, Петром звали?
– Нет, Николаем.
– Да, да, вспомнил, Николай. Правильно. Он в моем батальоне пулеметным взводом командовал. Смелый парень был. А погиб он, как помню, весной. Командира роты убило. Рота залегла. Он и поднял людей в атаку. Тут его очередью из дота финского и прошило. Орденом его наградили посмертно.