Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
Таланову все это начинало раздражать. Она никогда не любила быть предметом всеобщего внимания. И сейчас на врачебном обходе Ляна возмутилась: молодой врач с торчащими рыжими тараканьими усиками взял ее руку, нащупывая пульс, и, как ей показалось, излишне долго проверял его, при этом умиленно улыбаясь. Она выдернула руку.
– Надоели вы мне! Что я, подопытный кролик?
– И она закрылась одеялом с головой.
Софья Борисовна объяснила коллегам вспышку ее гнева тем, что вот уже третий день из-за резкого похолодания и сырых ветров она не разрешает открывать форточку окна около постели Талановой. И вот сразу наступило ухудшение в состоянии ее здоровья, пропал аппетит, появилась
Свежий воздух сделал чудо, воскресив Таланову. И, конечно, никто из них не смог предположить, что, помимо общеизвестной целебности воздуха, в первую очередь для ее здоровья благотворными были те редкие и далекие, но в то же время самые близкие ее сердцу звуки пролетающих самолетов, которые она невольно связывала с именем самого для нее дорогого человека.
2
Из всех мартовских дней этот выдался на редкость теплым и солнечным. В раскрытые форточки долетали мелодичный звон капель, чириканье воробьев. И будто по заказу этот светлый и веселый день совпал с женским праздником 8 марта. К нему готовились все. За несколько дней до него начались генеральная уборка помещений, мытье полов и окон, смена белья. Школьники - шефы госпиталя принесли в палату пучки нарезанных веток и расставили в банках с водой на тумбочках. Няни то и дело меняли для них теплую воду. К празднику ветки ощетинились копьями светло-зеленых клейких листочков. Врач палаты Софья Борисовна, пришедшая раньше всех утром, по улыбкам твоих больных прочла, что многие из них сегодня чувствуют себя хорошо.
Накануне праздника в палату приходил уполномоченный по сбору средств в фонд Красной Армии. Он торжественно объявил, что их палата заняла первое место по сбору денежных средств и что командование госпиталя объявляет им благодарность. Палату навестили и поздравили с женским праздником начальник и комиссар госпиталя. Потом пришли с поздравлениями пионеры-шефы и принесли в подарок палате книги. Они спели и сплясали и, пожелав всем скорейшего выздоровления, покинули палату под аплодисменты.
Но, пожалуй, из всех событий, которые произошли в этот день, ничто так не всколыхнуло госпиталь, как явление «жениха с неба». Да, этот поразивший всех случай иначе и не назовешь. Он стал предметом шуток, зависти, радости и даже сплетен. В то время когда в женской палате каждый был занят своим делом, Ляна стояла у окна и жадно всматривалась в голубое небо. Как только из открытой форточки до ее слуха долетали звуки самолета, она приклеивалась к стеклу лбом и стояла, пока звук не затихал. Женщины, наблюдая за ней, шептались между собой:
– Страдает, видно, девка, по своему летуну.
– Да, да! Она ждет, а его, гляди, может, давно и в живых нет.
Часов в двенадцать Ляна, разочарованная и утомленная бесцельным ожиданием, прилегла на койку. Она старалась отвлечь себя чтением от истомивших ее беспокойных мыслей, И тут она услышала приближающийся звук самолета. Вскочила, снова прильнула к стеклу. И увидела, как самолет, покачивая крыльями, снижается у госпиталя.
– Василий!
– не помня себя от радости, крикнула она, даже не соображая, что он ее не слышит.
Женщины и девушки в палате дружно рассмеялись. Некоторые шутили:
– Смотри, как бы к тебе в палату не влетел.
– На крышу сядет - так по тебе соскучился.
– У него и без тебя девок повсюду. Знаю я этих летчиков…
– Что, сама обожглась и другим заказываешь?
Пока шел этот разговор, и одни смеялись над Ляной, а другие ей сочувствовали, самолет сделал еще круг над госпиталем и пошел на посадку.
Теперь уже к окнам бросились все, кто мог встать с коек, и глядели, не веря своим глазам. Самолет пошел на снижение и приземлился на широкой улице, неподалеку от госпиталя. Из него вылез летчик и быстрой походкой направился к зданию. Это был Василий Самойлов. Ляна была настолько растерянна, что заметалась по комнате и потом упала на койку и разревелась. Женщины окружили ее, стали успокаивать, совали ей платки, радовались за нее, советовали взять себя в руки. А он зашел, скинул шлем, тряхнул цыганским чубом (глаза его светились озорным огнем) и сказал:
– В День восьмого марта, дорогие женщины, разрешите передать вам от летчиков-фронтовиков самый высокий поднебесный привет и пожелать всем быстрее выздороветь.
Все захлопали в ладоши. Одна Ляна по-прежнему не знала, что ей делать.
– Привез я вам, женщины, фронтовой подарок. Вчера наш истребительный полк в воздушных боях сбил пятнадцать фашистских бомбардировщиков. Ну, а цветы, как положено в такой светлый праздник, извините, преподнесем вам после войны.
Ляна, пока он обращался ко всем, стояла в окружения женщин и не сводила с него глаз.
– Вот, товарищи женщины, судьба мне, что ли, такая выпала. Как встречусь с ней, - он показал рукой на Ляну, - так и приходится мне ее из окружения вызволять.
– И он протискался к Талановой.
Ляна быстро оделась, и они ушли, провожаемые одобрительными взглядами.
Солнце ослепило Ляну, и она покачнулась. Самойлов поддержал ее. Она прищурилась и стала искать глазами что-то во дворе, а потом схватила за руку и потянула к забору, Там было затишно, тепло и стояла скамейка. Справа и слева от нее шли посадки сирени.
– Ты кого ищешь, Ляна?
Глаза ее просияли. Она показала рукой:
– Видишь молоденькую березку?
– Вижу, а что?
– Самойлов смотрел на нее удивленными глазами.
– Когда ты меня привез сюда в госпиталь - помнишь?
– шел снег. Мне так хотелось увидать что-нибудь живое. Я стала искать глазами и увидела среди сугробов эту березку, заваленную снегом. И мне стало легче, что я здесь лежу среди снегов не одна. После твоего последнего приезда я вскоре встала на ноги. И первое, что мне хотелось увидеть, - березку. Напрасно я ее искала. Ее нигде не было. Я подумала, что она погибла. И вот ты видишь - она стоит. И хотя у нее обломаны кое-где ветки, я верю, она выживет.
Березка как бы в подтверждение закачала под порывом ветра своими озябшими красноватыми ветвями в белых накрапках.
– Вскоре оденется березонька зелеными листочками,- продолжала мечтать Ляна.
– Садись, - предложила она, - чего стоишь?
Самойлов обнял ее и сказал:
– И тогда я прилечу за тобой. Полетишь?
– Он ззял ее руки в свои широкие ладони с грубоватыми мозолями.
– Полечу.
– Ляна! А где мой подарок?
Она поняла. Самойлов спрашивал ее об обручальном кольце, которое, несмотря на ее протесты, он оставил ей.
– Отдала… - Она лукаво улыбнулась.
– Я же тебе сказала тогда, что не люблю колец.
– Кому отдала?
– В фонд Красной Армии.
Самойлов не возмутился и не обиделся, а только сказал:
– Ну и правильно сделала!
– Он поглядел на часы.
– Давай прощаться, Ляна. Мне пора лететь… - И сразу лицо его стало грустным.
– Ты чего?
– Так…
Он пристально посмотрел ей в глаза и, притянув, поцеловал.