Годы испытаний. Книга 2
Шрифт:
Мозольков слушал доклад Подопрыгоры с явным недовольством и, не выдержав, перебил его:
– Да что мне эти твои победы стоят? Подумаешь, полсотни немцев уложил. А вот Гаевого потеряли. Полсотни немцев не стоят и пальца Гаевого. Смелый и политически подкованный. Ну, Иван Михайлович, ты мне все карты спутал.
…Через два часа возвратился из операции Барабуля. У него бой прошел удачно. Он привел сто шестьдесят семь военнопленных, отбитых у немцев, захватил пять пулеметов, три мотоцикла и двух немцев взял в плен. А разъезд и строительный лес поджег.
…На другой день разведке
Глава третья
Прошло пятнадцать, двадцать, двадцать пять минут - никто не звонил, ни из первого, ни из третьего полка.
Стрельцов заметно нервничал. Он то и дело поглядывал на часы. Но тут вдруг зазвонил телефон. Комдив взял трубку.
– Докладывает подполковник Бурунов. Немцы после двух коротких артиллерийских налетов пытались прорваться двумя батальонами на стыке.
– Там, где прошли белофинны?
– Так точно, товарищ полковник. Но полк отразил атаку огнем. Захвачены пленные. Немцы потеряли около ста пятидесяти человек убитыми. Раненым оказывается помощь. Но до того как мы их полностью обезоружили, три лыжника-автоматчика покончили жизнь самоубийством. Наверно, шюцкоры. Особенно отличилась в ночном бою группа лыжников под командованием младшего сержанта Ежа.
– Значит, хороший тебе немцы новогодний подарок приподнесли?
– Канашов собрался было упрекнуть Бурунова: мол, будешь знать, как справлять Новый год, но только спросил: - Какие наши потери?
– Одиннадцать убитых и тридцать два раненых…
– Отличившихся в ночном бою представить к наградам.
Канашов сдвинул повязку на лоб, в глазах помутнело, и болью пронзило виски. На язык так и лезло сказать: «Ведь это все, дурак ты такой, на твоей совести», - но не сказал. Ведь бой мог произойти и в том случае, если бы Бурунов не встречал Новый год, и тогда были бы жертвы. Да и не в характере Канашова было срывать злость на подчиненных. Он все же любил Бурунова, как командира, и уважал за твердость в характере и принципиальность.
– Завтра с утра буду у тебя в полку.
– Есть, товарищ полковник.
– Пленных направляй к Стрельцову, а тяжелораненых - прямо в медсанбат. У меня все. Будь здоров.
В это время Стрельцов говорил с начальником штаба третьего полка.
– Ничего не понимаю!
– кричал он в трубку.
– Какой же это порядок? Ну, уничтожили, взяли в плен, но как же это так получилось? Да, да…
Канашов прервал его вопросом:
– Ты с кем говоришь?
– Докладывает Бачурин, товарищ полковник, - сказал Стрельцов, - приказ выполнен, но командир полка умирает.
– Умирает?
– встал на ноги комдив.
– Что с ним? Я же ему запретил управлять боем.
– Он нарушал ваш приказ, вмещался в управление боем в тот момент, когда уже почти вся вражеская группа была частью уничтожена, а частью пленена. Отдал приказ: открыть путь остаткам белофиннов, а на пути устроил засаду из автоматчиков.
– Зачем это? Я что-то не понимаю, - сказал комдив.
– А что ж тут понимать?… Самолюбие взыграло. Как же это его начальник штаба успешно выполняет задачу, а он вроде сплоховал. Вот он и устроил засаду наскоро, не продумал. Белофинны напоролись на нее, оставили двух пулеметчиков для своего прикрытия, а человек пять прорвались к штабу и забросали гранатами. Убиты дежурный по штабу, офицер связи, разведчик и три связных. Начпрод и командир полка тяжело ранены.
– Вот как у них разведка работает… Товарищ Ракитянский, машина готова?
– хмурясь, спросил Канашов.
– Готова, товарищ полковник.
– Поехали, товарищ Стрельцов.
Канашов шагнул к выходу, но вдруг покачнулся, привалился к стене.
– Товарищ полковник, куда же вы? Может, я один?
– спросил его начальник штаба.
– Едемте, товарищ подполковник. Ничего, на воздухе мне будет лучше… Да возьмите с собой трех автоматчиков.
Когда Канашов со Стрельцовым прибыли в штаб третьего полка, там стояла траурная тишина. Говорили вполголоса и шепотом.
Командир полка лежал на столе, покрытый простыней.
– О мертвых, товарищ батальонный комиссар, - обратился Канашов к комиссару полка, - не принято говорить плохо, но вот к чему приводит безответственность. Кто думает о враге, что он дурак, сам в дураках всегда остается. Сам глупо жизнью рискует и напрасно расплачивается жизнью своих подчиненных.
Комдив подошел вплотную к столу, снял папаху, склонил голову. Его примеру последовали остальные. Это была обычная воинская почесть. Поздно было судить товарища за его промах, но надо было оставшихся в живых учить и воспитывать так, чтобы они не повторяли ошибки.
– У Сизова, кажется, при эвакуации погибла жена?
– спросил комдив.
– Да!
– Но у него остался ребенок.
– Девочка живет и воспитывается у его матери.
– Надо позаботиться о пенсии для них.
Канашов отдал приказ начальнику штаба майору Батурину принять полк и уехал.
Вернулся он в штаб к пяти часам и тут же связался с командующим, так как в его отсутствие он дважды вызывал его на доклад.
Комдив доложил о новогодних попытках врага застать дивизию врасплох, о ликвидации проникшего в оборону лыжного отряда белофиннов. Командующий поздравил Канашова с Новым годом и в заключение пожелал скорее выздоравливать… «Откуда он знает о моем ранении?
– подумал Канашов.
– Дотошный мужик…»
Потом пришел со срочными бумагами Стрельцов, за ним Шаронов. И только в начале шестого утра окончательно изморенный физически, с головной болью Канашов лег, приказав Ракитянскому в случае необходимости будить.
Старшина решил, что ему надо заняться разбором принесенных читателями за последнюю неделю книг. Но только он принялся за дело, как кто-то постучал в дверь. «И носит тут всяких спозаранку, не дают раненому человеку и пару часов поспать», - возмутился он.
Вошла Аленцова. Тихо справилась о здоровье комдива.