Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера
Шрифт:
За день до его похода в Веймар берлинской почтой был отправлен издателю его «Зибенкез». Смерть и воскрешение персонажа этого романа, явно автобиографического, становятся символом разлуки и нового начала. Жан-Поль умирает для Гофа, чтобы стать свободным для мира. Но смерть в романе — мнимая смерть. И для автора обретенная свобода тоже окажется лишь мнимой. Он вернется туда, откуда вышел, правда не в Гоф, но все же по соседству с ним, где четыре стены рабочей комнаты станут его четырьмя опорами. Кто начал в одиночестве, одиночеством и кончит.
Основа фабулы романа уже разрабатывалась им в одной из сатир восьмидесятых годов. Под разными названиями («Погребенный заживо», «Живое погребение», «Вера в его смерть») он все время делал попытки извлечь из этой выдумки новые возможности. Мимолетно мотив его звучал и в «Незримой ложе», и в «Геспере», и «Квинте Фиксляйне»; од предназначался для начатых (и незаконченных) «Биографических забав». И вот случай побуждает
Берлинский издатель Мацдорф, которому Карл Филипп Мориц передал «Незримую ложу», еще занят печатанием «Геспера», а Жан-Поль уже предлагает ему готовую рукопись «Квинта Фиксляйна». Издатель отвечает не сразу, и Жан-Поль отдает свое сочинение в Байройт. Мацдорф, пораженный успехом «Геспера», рассердился. Чтобы умаслить его, Жан-Поль обещает ему новую книжицу, предлагая пока на выбор лишь разные названия. Выбор пал на «Цветы, плоды и тернии», причем сперва, видимо, предполагался сборник небольших сочинений, среди них — о мнимой смерти некоего супруга. Когда он только приступал к этому сочинению, он имел в виду нечто небольшое, наподобие новеллы, своего рода идиллию в духе «Вуца», «Фиксляйна», но на сей раз в центре произведения будет не учитель или пастор (как в написанном вскоре после этого «Юбилейном сениоре»), а адвокат для бедных, который зарабатывает не лучше учителя или пастора. Но автор наделяет его не ограниченностью, необходимой для такой жизни, а, скорее, живым, даже гениальным умом, не дает ему покориться судьбе, позволяет защищаться, добиваясь свободы, — и возникает совсем другая, вовсе не идиллическая история. Следуя логике выбора героя, историйка разбухает, «из зародыша вырастает Голиаф», создается роман, которого достаточно, чтобы обеспечить автору славу крупнейшего прозаика немецкой литературы.
Первоначально роман не задумывался как роман, что пошло ему на пользу. Это освободило автора от склонности к тривиальной фабуле романа ужасов. В своей манере, то есть с отступлениями и перебивками, с включением старых и новых сатир, с бесконечным описанием разнообразнейших чувств, он наглядно рассказывает простую историю: адвокат, занимающийся сочинительством, женится на добросердечной, простодушной, целиком придерживающейся мелкобуржуазного образа мыслей Ленетте. Бедность и духовное неравенство приводят их к отчуждению. С помощью друга Лейбгебера Зибенкез мнимой смертью освобождает жену и себя от брачных уз. Она выходит замуж за филистера, шульрата Штифеля. Зибенкеза ждет новая жизнь с близкой ему по духу Натали. В пышном заглавии содержится вся история: «Цветы, плоды и тернии, или Супружество, смерть и свадьба Ф. Ст. Зибенкеза, адвоката для бедных в имперском местечке Кушнаппеле».
История эта не настолько уже и выдумана, как кажется. В те времена подобное случалось неоднократно и неоднократно воплощалось в литературе. То связь гессенского ландграфа Филиппа с некой придворной дамой вызывает скандал, и дама для видимости умирает, с превеликой пышностью хоронят куклу, а мнимая покойница живет в уединенном замке, где рожает ландграфу нескольких детей. То муж Брауншвейг-Вольфенбюттельской принцессы, сын Петра Великого, так избивает ее, что она падает в обморок, выдает обморок за смерть, бежит в Америку и выходит там замуж за французского офицера. То замужняя женщина из веймарского общества, как рассказано в письмах Гёте к госпоже фон Штайн, якобы умирает в своем имении, а на самом деле бежит со своим возлюбленным в Африку. То оказавшийся на краю банкротства силезский коммерсант мнимой смертью превращает жену во вдову, она выходит замуж за старого богача, получает после его смерти наследство, после чего мнимо умерший возвращается к ней.
Последнюю историю, пересказанную Музеусом, Жан-Поль знал. Но значение романа не в обработке странного происшествия, а в психологическом анализе трагикомической драмы брака и в его общественной подоплеке. «Зибенкез» (после едва заслуживающей упоминания «Шведской графини» Геллерта и нескольких поверхностных романов Вецеля) — первый художественно значительный немецкий роман о браке, равноценный второму — «Избирательному сродству» Гёте, но превосходящий его по социальному содержанию.
Тут не изображается главное и государственное действо, как в «Геспере» или «Титане», но главное и государственное убожество Германии становится очевидным. И хотя социальная среда здесь та же, что в «Вуце» и «Фиксляйне», в «Зибенкезе» нет ничего идиллического. Здесь резко сталкиваются социальные противоречия. Юмор не смягчает отчаяния, вызванного жалким состоянием «захолустного века». Реалистическая критика общества звучит призывом подняться над убогими условиями существования. Здесь не подготавливают политических действий и не говорят о них, но их возможность постоянно подразумевается. Богачи, разбогатевшие лишь за счет бедняков, осуждаются, бедным внушается гордость и надежда на перемену. «Если богу угодно, — говорит Зибенкез плачущей Ленетте, — чтобы я бродил по городу с восьмью тысячами дыр в сюртуке,
Ленетта самый восхитительный и правдивый женский образ Жан-Поля, милая, скромная, ограниченная, хозяйственная, работящая, идеальное порождение мелкобуржуазного воспитания, согласно которому нарушить безупречные бюргерские обычаи страшнее, чем быть бедным. Ленетта лишена зибенкезовской гордости, для нее эта гордость — признак асоциальности и кощунства. Натали, характеристика которой сводится к черной вуали и чувствительно-философским высказываниям, получилась чересчур схематичной, чтобы в ней можно было ощутить эту гордость; но она полагается ей по воле автора. Однако с наибольшей гордостью в романе поднимает свою голову, причем не только над своим социальным положением, но и над идеологией своего времени, Лейбгебер — друг, вольнодумец чистейшей воды, бродяга, без корней, не связанный никакими обязательствами ни с одним человеком, ни с одной страной, ни с одной религией, циник, или, как его называет Жан-Поль, юморист, прячущий под панцирем холодности уязвимейшую чувствительность.
Если исходить из творчества Жан-Поля в целом, этот персонаж — предвосхищение. Здесь под другим именем преждевременно выступает Шоппе из уже задуманного «Титана»; если же исходить из жизни, он — своего рода возврат к прошлому: имя его прототипа в действительности — Иоганн Бернхард Герман, рано умерший друг Жан-Поля.
Еще при жизни Германа Жан-Поль заявил, что когда-нибудь пересадит его характер в свой роман. После смерти друга он хотел издать его оставшиеся рукописи, но затем отказался от этого плана. Впоследствии «Биографические забавы Жан-Поля под черепом великанши. История с привидениями» должны были воскресить покойника под его настоящим именем. Но этот фрагмент (прелесть которого состоит главным образом в изображении — похожем на сюрреалистическое — гигантской статуи девы Европы, в чьей голове автор сидит и пишет, выглядывая наружу через ее глаза) до появления духа Германа не дошел. Памятник Герману удалось возвести в «Зибенкезе». Однако Лейбгебер — больше, чем портрет Германа. В нем частично заключен и характер автора. Только Зибенкез и Лейбгебер вместе и составляют Жан-Поля.
Сатирическое произведение, над которым работает Зибенкез, от чего его постоянно отвлекает Ленетта своей болтовней, уборкой, подметанием, стиркой, называется «Избранные места из бумаг дьявола» и пишется в то же время (1785–1786), когда создается одноименная книга Жан-Поля. Но вкрапленные в роман сатиры чаще принадлежат Лейбгеберу. Зибенкеза и Лейбгебера часто путают, так как они внешне поразительно похожи. В знак дружбы они обмениваются именами, так что, когда Зибенкез после своей мнимой смерти живет под именем Лейбгебера, он лишь восстанавливает свое прежнее состояние, в то время как Лейбгебер благодаря безымянности обретает полную свободу от всех обязательств и связей. Спустя два года после «Зибенкеза» автор делает Зибенкеза создателем «Палингенесий», которым предпослано «Открытое письмо гражданину Европы Генриху Лейбгеберу». Затем в «Титане» Генрих Лейбгебер выступает в образе Генриха Шоппе, с тем чтобы в «Приложении» снова под именем Лейбгебера вести полемику с Фихте: «Clavis Fichtiana seu Leibgeberiana».
Итак, здесь действующими лицами становятся те две души, что живут в груди автора, к ним присоединяется третьим он сам, все время вмешиваясь в их разговоры; в других романах он вмешивается своими действиями в созданный им мир, который отражает мир подлинный, преображенный на жан-полевский лад. Ибо «в любой поэтической фантазии самое упоительное — правда», а «отражение, не заключающее в себе ничего, кроме отражения, ничего и не отражает. Видя сияние, мы предполагаем, что где-то есть свет».
Когда во времена юношеского кризиса, который сделал его писателем, Жан-Полем овладела мысль о смерти, он ради спасения своей чувствительной души заставил себя поверить в бога и бессмертие. Но подавленная часть его разума умерла лишь мнимой смертью. В образе атеиста Лейбгебера она воскресла. Ленетта как черта боится этого друга своего мужа, ведь он противник порядка, угодного богу. А Зибенкез жалеет его и восхищается им. Но в первую очередь — любит. Ему он может полностью открыться, словно тот часть его самого.