Годы
Шрифт:
«Кто это? — подумал он, увидев девушку, которая стояла у одной из колонн. — Что-то знакомое…»
Ее губы шевелились — она говорила сама с собой.
«Это же Салли!» — осенило Мартина. Он заколебался: заговорить с ней или нет? Чье-нибудь общество сейчас не помешало бы: ему надоело быть наедине с собой.
— О чем задумалась, Сэл? — спросил он, хлопнув ее по плечу.
Она обернулась; выражение ее лица мгновенно изменилось.
— Как раз о тебе, Мартин! — воскликнула Салли.
— Вот уж неправда.
Они пожали руки.
— Стоит мне о ком-то подумать, он всегда появляется. — Она сделала характерное для нее переминающееся движение и стала похожа на взъерошенную курицу, тем более что была одета в пальто немодного покроя. Они постояли немного на ступенях, глядя вниз на многолюдную улицу. Двери собора в очередной раз открылись, оттуда вылетели аккорд органной музыки и неясное бормотание священника. За дверями был церковный полумрак.
— Так о чем же ты… — начал Мартин, но не договорил. — Идем-ка пообедаем, — предложил он. — Приглашаю тебя в здешний мясной ресторан. — И он повел Салли вниз по лестнице, а потом по узкому переулку, запруженному телегами, на которые грузчики бросали из складов коробки.
Мартин и Салли толкнули крутящиеся двери и вошли в ресторан.
— Сегодня много посетителей, Альфред, — приветливо заметил Мартин, когда официант принимал его пальто и шляпу и устраивал их на вешалке. Мартин знал официанта, потому что часто здесь обедал, и официант знал его.
— Очень много, капитан, — сказал тот.
— Ну, — проговорил Мартин, садясь, — что будем есть?
От столика к столику на тележке катали большой коричневато-желтый кусок мяса с костью.
— Это, — сказала Сара, указав рукой.
— А пить? — Мартин взял винную карту и стал ее изучать.
— Пить? Напитки выберешь ты. — Сара сняла перчатки и положила их на красновато-коричневую книжечку — явно молитвенник.
— Напитки выберу я, — согласился Мартин. Интересно, подумал он, страницы молитвенников всегда бывают украшены золотой и красной краской? Он выбрал вино. — И что же ты делала, — спросил он, отпустив официанта, — у собора Святого Павла?
— Слушала богослужение.
Сара огляделась. В зале было жарко и многолюдно. Стены были покрыты золотыми листьями, инкрустированными по коричневому фону. Люди постоянно проходили мимо, входили, выходили. Официант принес вино. Мартин наполнил бокал Сары.
— Не знал, что ты посещаешь службы, — сказал он, посмотрев на молитвенник.
Сара не ответила. Она все смотрела вокруг, на входящих и выходящих людей, и понемногу отпивала вино. На ее щеках начал проступать румянец. Она взяла нож и вилку и принялась за превосходную баранину. Несколько минут ели в молчании.
Мартину хотелось разговорить ее.
— И что же, Сэл, — спросил он, дотронувшись до книжечки, — ты в этом находишь?
Она открыла молитвенник наугад и начала читать со своей обычной интонацией:
— «Непостижим Отец, непостижим Сын…» [45]
— Тихо! — прервал ее Мартин. — Люди слышат.
Из уважения к нему она стала вести себя, как дама, пришедшая в ресторан обедать с кавалером.
— А что ты делал у собора? — спросила Сара.
45
«Непостижим Отец, непостижим Сын…» — цитата из Символа веры св. Афанасия Великого (293–373).
— Жалел, что не стал архитектором. Вместо этого меня отправили в армию, которую я ненавидел! — с чувством ответил Мартин.
— Тихо! — шепнула Сара. — Люди слышат.
Он быстро оглянулся, а затем рассмеялся. Официант поставил на стол пирожные. Опять стали есть молча. Мартин вновь наполнил бокал Сары. Ее щеки горели, глаза блестели. Он завидовал наполнявшему ее чувству всеобщего благополучия, которое он и сам раньше испытывал, выпив бокал вина. Вино было кстати — оно снимало преграды. Он хотел разговорить ее.
— Я не знал, что ты посещаешь службы, — сказал он, глядя на молитвенник. — И что ты об этом думаешь?
Сара тоже посмотрела на молитвенник. Затем постучала по нему вилкой.
— А что думают они,Мартин? Женщина, которая молится, и старик с длинной седой бородой?
— Почти то же самое, что думает Кросби, когда приходит ко мне, — сказал Мартин. Он вспомнил старушку, стоявшую у двери его комнаты с пижамной рубашкой на руке, вспомнил преданное выражение на ее лице. — Для Кросби я бог, — объяснил он, подкладывая Саре брюссельской капусты.
— Бог старой Кросби! — засмеялась Сара. — Всемогущий, всесильный Мартин!
Она подняла бокал в его честь. Она что, смеется над ним? — подумал он. Он надеялся, что не кажется ей слишком старым.
— Ты ведь помнишь Кросби? — спросил он. — Она на пенсии, а пес ее умер.
— На пенсии, а пес умер? — переспросила Сара.
Она опять посмотрела через плечо. Разговаривать в ресторане было невозможно, беседа распадалась на мелкие фрагменты. Мимо без конца проходили служащие из Сити в аккуратных полосатых костюмах и котелках.
— Это хороший храм, — сказала Сара, глянув на Мартина.
Она вернулась к теме собора, понял Мартин.
— Великолепный, — согласился он. — Ты смотрела на статуи?
Вошел человек, которого Мартин узнал: Эрридж, биржевой маклер. Он поманил Мартина пальцем. Мартин встал и отошел поговорить с ним. Когда он вернулся, Сара уже опять наполнила свой бокал. Она сидела и смотрела на людей, точно была маленькой девочкой, которую он привел на рождественский сказочный спектакль.