Golden Age
Шрифт:
– У меня складывается ощущение, что Освальд был рад меня видеть, - заметил Эдмунд, когда освободился. Не к добру это! Наверняка надеется выбить для себя выгодные условия. Север далеко не так груб и прямолинеен, как пытается порой казаться.
Кара, услышав это, усмехнулась. Ей нрав правителя Теребинтии был известен получше, чем нарнийскому королю. Освальд был суров и жесток, однако и хитер, и словами умел играть не хуже орландских интриганов. Вместе с неразговорчивым и честным Маркусом он составлял довольно мощный союз. Конечно, не столь знаменитый, как тандем двух нарнийских королей, но тоже неслабый.
– Пока выгода Освальда совпадает с твоими интересами, тебе не о чем волноваться. Уж ради себя родимого он сделает все, - сказала она, садясь рядышком.
– Как и другие политики, - ответил Эдмунд со вздохом, откидивая голову назад и прикрывая глаза. – Уж кому, как не мне, это знать?
– Ты побывал во многих странах… – протянула Кара, хитро сверкнув глазами. – Но часто приезжаешь только сюда.
– Не прикидывайся, будто не знаешь, почему, - усмехнулся юноша, но немного погрустнел. По его лицу пробежала тень, и девушка потупилась, догадавшись, что послужило ее причиной. Кара вздохнула и прижалась к его плечу, чувствуя, как его пальцы зарываются ей в волосы. Повисла гнетущая тишина, и Эдмунд негромко сказал: - Поехали со мной…
Девушка не отвечала. Король продолжил, чувствуя, как храбрость начинает ему отказывать, а голос предательски дрожит:
– Чего ты боишься? Я на тебе женюсь, и все будет хорошо… – эти слова дались ему непросто, ибо Кара в первое мгновение молчала, будто и не произнес он волшебной фразы. О Аслан, Эдмунд даже подумал, что она не заметила ее! А ведь для того, чтобы произнести это вслух, ему потребовалось больше мужества, чем в самой страшной битве.
– Женишься? – она распахнула свои невозможные серые глаза и вдруг усмехнулась. – Знаешь, предложение руки и сердца какое-то не очень торжественное вышло.
– Нет, я могу, конечно, опуститься на одно колено… Если хочешь, - растерянно ответил Эдмунд. – Я не знаю, как у вас тут принято.
– Ты еще у моего отца позволения спроси, - фыркнула ведьма, за дерзостью явно пытаясь скрыть растерянность. Король пожал неопределенно плечами, показывая, что если так положено, то он как бы не против… Кара легонько толкнула его и воскликнула: - Да пошутила я! Сама не знаю, где бродит этот пьяница…
Эдмунд нахмурился. Вот что-что, а тонкости обряда казались ему совершенно неважными. Его гораздо больше волновал ответ Кары, и сердце на миг замерло.
Младшему королю было всего шестнадцать. Недавно пошел семнадцатый год, но это его отнюдь не смущало. И хотя прежде он не особо задумывался о женитьбе, предложение, поступившее Сьюзен, его чем-то зацепило. Все-таки отношения подразумевают и долю ответственности. Эдмунд ни в чем не мог себя упрекнуть – несмотря на то, что ему не хотелось отдаляться от Кары ни на миг, он каждую ночь возвращался в замок Освальда и жил там, ибо не хотел все испортить неосторожностью. И вообще он был очень благороден, пребывая в уверенности, что иначе и быть не может. Однако сомнения Сьюзен его несказанно удивили. Вот она точно не знала, что есть любовь, а он, получается, знал?.. Как иначе назвать ту непреодолимую тягу, которая влекла его в Теребинтию? Из-за чего часы рядом с темноволосой ведьмой пролетали подобно минутам и момент возвращения наставал словно гром среди ясного неба? Ему было жизненно необходимо видеть Кару рядом, не выпускать ее руки, ибо та незаметно и легко вошла в его душу, в плоть и кровь. Без нее он не мыслил своего существования, ради нее был готов на все и видел – его чувства взаимны. Кара смотрела на него, и в глубине ее глаз юноша видел отражение себя… И еще одну тень, которая, наверное, и не давала ей уехать в Нарнию.
Ведь каждый раз она отвечала ему отказом. Не хотела ехать, ну ни в какую! И Эдмунд не понимал толком, почему. Ведь Кара знает, как он ее любит, и сама бесконечно тоскует, ждет его возвращения с нетерпением и страхом. Она боится, что он не приедет… Может, ей кажется, что его намерения несерьезны? Так вот оно, доказательство обратного! Младший король готов жениться, и плевать на то, что он слишком молод, что скажут родные. Сьюзен явно считала его неразумным мальчишкой. Сестра с таким искренним непониманием спросила: «Ой, тебе-то откуда это знать?», что юноше сразу все стало понятно и он промолчал, не стал развивать эту тему. Однако реакция Сью и Питера его не пугала, потому что к ногам Кары он готов кинуть целый мир. Сьюзен не любила, оттого и боялась так. Эдмунд полюбил, и это прогоняло всякую неуверенность и страх.
Однако Кара молчала, и в ее взгляде юноша прочитал то, что она так хотела сказать, но не могла. Не могла никак подобрать слов, но главное он понял – без всяких пояснений, как ощущают друг друга родственные души. Младший король горько усмехнулся и произнес в никуда:
– Значит, не поедешь…
– Я… – начала Кара, но Эдмунд перебил ее, загнав обиду поглубже и задорно, открыто улыбнувшись:
– Значит, я буду тебя доставать до тех пор, пока не согласишься отправиться со мной в Нарнию! И рано или поздно эта крепость падет!
Его находчивость помогла свести неловкость ситуации на нет, однако осадок на душе все равно остался. Эдмунд больше не заводил об этом разговора, но не мог избавиться от мыслей, что у всего есть своя цена. И за любовь, которую он испытывал к проклятой ведьме, тоже приходится платить.
Душа человека – потемки. Душа ведьмы – потемки непроглядные, ибо в ней царит лес. Чаща – это жизнь колдуньи, сила, струящаяся по ее жилам, пронизывающая плоть. И, увы, король не господствовал в сердце Кары, а лишь занимал там некоторую часть. Девушка и сама понимала это. С детства она привыкла никому не доверять, и только лес был ей другом, который никогда не предаст, не обманет, а укроет своей прохладной тенью и защитит от всех невзгод. В том и заключалась суть этой древней магии – не природа забирала у колдуньи все силы, а она сама была готова пожертвовать ими. И поднимались из земли тугие, свежие стебли травы по мере того, как сереет кожа, щеки теряют румянец и стынет кровь… Благодарность за защиту и опору, коей служил ведьме лес, составляли суть этой связи - смерти людей же стали плодом человеческой алчности и жадности, не более того. Кару связывало с Теребинтией нечто большее, чем кровные узы, чем понятие родины. Только чаще она доверяла, и впустить в свое сердце кого-то еще казалось очень опасным. Тем, что девушка уже совершила по неосторожности.
Это теплое чувство, разгорающееся внутри, пугало, но в то же время согревало по ночам. Кара была подобна дикому зверьку, взращенному северным островом, да и была она им, выросшая под сенью леса, сбегающая туда от отца. Ее дерзость и резкость, непокорный нрав служили защитой, неприступной стеной, которой она окружила свое сердце. И никому не было под силу ее сломить. Раскрошить, уничтожить – да, но не сломить, как и ее гордость. Эдмунд же приоткрыл дверь, крохотную калитку и теперь протягивал руку, приглашая в иной, незнакомый ей мир, внушающий страх… И в то же время желание взять его ладонь и выйти наружу, на солнечный свет, который так слепит глаза, что хочется убежать обратно… И одновременно остаться, подставив бледное лицо золотым лучам.
Страх был сильнее этого странного чувства.
Кара никогда бы не призналась, что ей страшно. Она бы лучше умерла, чем сказала бы, что боится Нарнии и того, что ее там ждет! Ведь в Теребинтии ей жилось относительно неплохо. Травница кроме дома завещала ей и дело: девушка жила в отдалении от других людей, не особо часто с ними контактируя, что отвечало ее нраву. Также ни у кого не вызывало удивления то, что она часто пропадает в лесу, ведь к тому Кару обязывала ее работа… Да и родной лес, чьи тайны были ей известны, значил для нее слишком многое, чтобы покидать его и отправляться навстречу неизвестному. Он был частью Кары, ее душой, неотъемлемым куском сердца. Кажется, отрежь – и потечет кровь… Как во время расставаний с кареглазым королем, ибо в его отсутствие Кара не находила себе места. Будто что-то, ставшее таким привычным, что его и перестали замечать, вдруг исчезло, оставив после себя сосущую пустоту. Это ощущение было девушке незнакомо, и она задыхалась, уходила в лес на несколько дней. Но даже он не помогал, хотя обычно исцелял любые раны. Влажный воздух не радовал, нежные касания веток и шуршащие под ногами листья не приносили долгожданного покоя. Только ветер, прилетающий с моря и шепчущий на ухо тихую песню, приносил вместе с вестями и долгожданное облегчение. Кара словно научилась различать слова его мелодичной баллады, и ее срывало с места, несло туда, на берег моря, где качался на волнах корабль с алыми парусами.