Golden Age
Шрифт:
– Это невозможно, Ваше Величество, - возразил филин твердо. – Он вызывает у меня абсолютное доверие.
– Все равно свяжись с ним. Только не возбуждай подозрений, - приказал король, скрещивая на груди руки и хмурясь. – Отныне он не должен смыкать глаз ни на миг. Чтобы не упускал ни единого слова из разговоров этих предателей, а если его поймают – молчал как рыба! Если Тисрок узнает, что в его дворце орудует наш шпион, то мы дорого за это заплатим.
Меар ухнул, показывая, что все понял, и улетел в ночь. Он сразу скрылся в темноте за окном, и ветер унес едва слышный шорох его крыльев. Эдмунд проводил его взглядом и сел с глухим стоном. Пальцы зарылись в черные волосы.
Черт возьми, все это оказалось подстроено. Ловкая игра, интрига, которую он не разгадал, за что и поплатился. Не рассчитал, что до мастеров своего дела ему, пятнадцатилетнему мальчишке, еще учиться и учиться… А ведь он почти смирился со своим поражением. Был близок к тому, чтобы признать, что не способен учесть все мелочи и тонкости, что есть в мире нечто, похожее на судьбу. Эдмунд практически поверил в то, что порой жизнь подчиняется воле случая, а не человека. Что ж, урок весьма познавателен. Когда столько держав борются за господство на мировой арене, случайности не случайны. Кто-то всегда является их создателем. Порой тайна хранится в душе этого человека долгие годы, порой вскрывается – опять же, по воле счастливого случая! Цепочка событий, которой король прежде не придавал значения, сложилась воедино, но правильно ли он ее понимал?
Эдмунд велел немедленно разбудить Питера, благо, тот жил по соседству и идти ему было недалеко. Возможно, брат с его трезвым взглядом на жизнь и уравновешенностью поможет разобраться в этой ситуации, ведь сам юноша чувствовал себя натянутым, как тетива у лука – вот-вот сорвется. Его переполняла злость, оправданная, жгучая, грозящая обрушиться на весь мир. Сколько зрителей увидело, как он полетел со спины Филлипа на песок, как не оправдал своей славы и возложенных на него надежд. Мало того, что его воинская доблесть была поставлена под сомнение. Это было сокрушительное поражение, Эдмунд это понимал. Они ведь с Питером планировали, что этим турниром заявят на весь мир, что Нарния сильна как никогда. А он на землю грохнулся, да еще от руки Рабадаша… Буря в душе поднялась такой силы, что юноша просто запретил себе об этом думать до прихода Питера.
Тот незамедлительно явился, будто и не спал. Эдмунд вкратце пересказал ему, что узнал, и пока говорил, с неудовольствием понял, что его обвинения не основываются ни на чем конкретном. Все, на чем держались его претензии, - это собственные размышления и предположение слуги, который и не уверен в своей правоте. Может, фавн вообще солгал, чтобы выкрутиться, а король создал целую легенду вокруг факта, в который ему хотелось поверить? Ведь считать, что ты проиграл по чьему-то злому умыслу, нежели из-за того, что действительно слабее, куда приятнее… Ничем юноша не мог подтвердить свою правоту. Как опишешь то, что подсказывает сердце, интуиция? Эдмунд был уверен в том, что догадки его правдивы… Но поверит ли ему Питер?
– Лум невзначай бросил фразу о том, что рыцарей часто выносит из седла при ударе… Но не вместе с седлом… – произнес мрачно Верховный король. – Ранее я не придал этим словам особого значения, но теперь вижу, на что он намекал.
– Лум хитер. Он ведет свою игру: видит и знает много, говорит мало, - кивнул Эдмунд.
– Да и само по себе это довольно странно. Рабадаш прежде не был с нами столь учтив и любезен, это меня с самого начала зацепило, – Питер тяжело вздохнул, взъерошил волосы и устремил на брата прямой взгляд. – Я склонен считать, что Тархистан причастен к этому случаю, однако, как мне кажется, тут дело больше в политике, нежели в вашей с Рабадашем вражде.
Эдмунд нахмурился. Даже его поза излучала недоверие. Верховный король пояснил:
– Этот турнир очень престижен. Победа в нем значит многое, демонстрирует силу и мощь выигравшей страны. Потому мы и хотели победить, помнишь? Нарния выросла, окрепла – и об этом следует заявить на весь мир. Тархистану это невыгодно. Тисрок и так уже долго уживается с нами. Сдается мне, терпение его постепенно иссякает. А тебе помешали, потому что считают серьезным противником…
– Что мне нисколько сейчас не льстит!
– …Так что, по-моему, это политический ход. Грязный и бесчестный, но все же.
– Однако Рабадаш в любом случае об этом заговоре знал! Если помнишь, он нас и отвлек.
– Тебе видней, но вряд ли он бы осмелился на такую интригу без указания свыше, - рассудил здраво Питер. – Ведь если бы все вскрылось, Тархистан оказался бы в центре крупного скандала. Теперь, когда они не правят балом единолично, его замять бы не вышло. Рабадаш, конечно, горяч, но все же не дурак и не станет так рисковать, только бы тебя превзойти. Уж прости.
– Но не сомневаюсь, эта идея пришлась ему очень по вкусу, - процедил Эдмунд раздраженно. – Весь день у меня перед глазами крутился, светился, едва ли не сверкал.
Неожиданно вспомнился разговор с лордом Доганом и его провокационный вопрос, не держит ли король обиды на царевича. Теперь его цель была понятна. Проверял, подозревает ли что-то обведенный вокруг пальца соперник или же слеп, как котенок. Тогда Эдмунд не осознавал, что за игра ведется на турнире. Теперь все было иначе.
– Если бы удалось устроить тот самый скандал… – заметил он вскользь. – Что бы началось…
– У нас нет ничего, что доказывало бы вину Тархистана. Слова слуги – не то, что имеет в таком щепетильном деле силу. Да и…
– Говори прямо, Питер, не стесняйся.
– О вашей с Рабадашем вражде всем известно. Ты целый день ходил омраченный неудачей, а после – вдруг, ни с того ни с сего! – обвиняешь его в мошенничестве, - Питер пожал плечами. Эдмунд недовольно поджал губы. – Сам понимаешь, это истолкуют неверно. Будто ты решил и очернить его, и себя оправдать.
– Надеюсь, ты-то не считаешь, что я клевещу на него? – звенящим голосом воскликнул младший король. Старший брат посмотрел на него с таким укором, что дальнейшие слова не сорвались с губ, уже готовые и полные яда.
– Я сделаю вид, что не слышал этих слов, Эд, поскольку понимаю, что ты глубоко расстроен случившимся, - произнес Питер довольно прохладно. – Разумеется, я тебе верю и без веских доказательств, ибо знаю, что ты на такую низость в жизни не пойдешь.
Немного пристыженный, юноша опустил голову. Верховный король же помолчал, затем решил, что эта тема исчерпана, и продолжил:
– Так что, увы, поднять смуту у нас не выйдет. Придется выступать, будто ничего не произошло…
– Тархистан заплатит за свою подлость, - встрял Эдмунд. На него устремился спокойный, выдержанный взгляд голубых глаз государя Нарнии: