Golden Age
Шрифт:
Как назло, снаружи донесся торжествующий рев зрителей. Филлип махнул хвостом, виновато глядя на своего хозяина, понимая, что слова тут вряд ли помогут. Они все равно ничего не исправят. Король стоял, судорожно сжимая и разжимая кулаки и глотая подступающие к горлу слезы. Проиграл. Позорно проиграл. Все пророчили ему победу, ведь каждому было известно, что в верховой езде Эдмунду Справедливому равных нет! Однако эти восторги и комплименты не ударили ему в голову, не свели с ума – это сошло бы за хоть какое-то оправдание, но юноша не привык его искать. Ему было дико больно оттого, что он не оправдал надежд Нарнии, честь которой защищал на турнире, не справился, вместо ее могущества показал лишь слабость. Не победил, как планировал, о чем мечтал, засыпая, и ради чего просыпался вместе с солнцем столько месяцев… Филлип положил точеную голову ему на плечо, утешая и разделяя со своим наездником тяжесть поражения.
В служебные помещения, так кстати пустующие, зашел Питер. Он был один: негоже обоим нарнийским правителям покидать трибуны до окончания турнира. Сьюзен рвалась к брату, но государь был непреклонен и велел ей остаться, сказав, что справится и сам. Поспешно спустился он вниз, понимая, что спокойствие Эдмунда на ристалище было наносным, притворным, а в душе у него царит настоящая буря. Буря, что взглянула на него из глубины карих, блестящих глаз.
– Ты как? Живой? – спросил встревоженно Питер. Глубокая вмятина, оставленная на доспехах копьем противника, его пугала, но брат только головой покачал. Синяк, расцветающий на коже, его волновал меньше всего. Верховный король взял юношу за плечи, немного встряхнул и спросил негромко: - Что произошло?
– Я проиграл, Пит. К чему глупые оправдания? – процедил тот, снова отворачиваясь. Государь настойчиво повторил свой вопрос и добавил:
– Я же видел, что что-то случилось после второго заезда.
– Седло не было закреплено надежно… – выдавил Эдмунд, поддаваясь его требовательному взгляду. Внутри него все протестовало. Смысл искать причины для того, чтобы стереть с себя этот позор? По-любому это его ошибка, недочет, который король по неведомой причине упустил, хотя стремился предусмотреть все. – Подпруга держалась на честном слове, когда я вышел на третью сшибку…
– Вот почему вы тогда совещались… – ахнул Питер. Филлип уныло кивнул.
– Я предлагал сняться с соревнований, ведь это небезопасно, но король Эдмунд не пожелал этого…
Питер не стал спрашивать у брата, почему тот не покинул ристалище по своей воле. И так было понятно, что без боя младший король не сдавался. Видимо, он решил бороться до конца и молиться, чтобы ремень, удерживающий седло на спине у коня, выдержал нагрузку. Теперь Верховному королю стал понятен маневр юноши, когда тот постарался уклониться от копья Рабадаша – ведь рывок, последовавший за мощным ударом, как раз и угрожал целостности подпруги. Увы, избежать его не удалось, и седло подвело своего всадника. Ремень лопнул, и удержаться на спине у Филлипа стало невозможно. Это объясняло все, кроме одного момента.
– Но как это могло случиться?! Ты же все проверял буквально перед выходом на ристалище…
– Я не знаю, Питер, не знаю! – выкрикнул в сердцах Эдмунд. – Да и какая теперь разница, если…
Вдруг он осекся, посмотрев на вход в помещения со стороны трибун. Питер оглянулся через плечо и увидел там Корина. Маленький принц стоял против света, из-за чего его хрупкая, невысокая фигурка казалась черной на белом фоне. Эдмунд глубоко вздохнул, беря свой гнев и отчаяние под контроль. При мальчике бушевать он явно не хотел, хотя ему редко когда бывало так тошно, как сейчас.
– Корин, что ты тут делаешь? – спросил у принца Питер. – Возвращайся к королю Луму.
– Он отпустил меня, - ответил мальчик, приближаясь к нарнийским правителям. Корин остановился рядом с Эдмундом, который изо всех сил крепился и старался не показывать своих чувств, и искренне сказал: - Вы храбро сражались на турнире. Не расстраивайтесь, пожалуйста!
– Спасибо, Корин, - ответил тот немного хрипло и присел на корточки. Мальчик захлопал глазами, когда младший правитель потрепал его по светлым, взъерошенным ветром волосам и произнес: - Видишь, путь воина состоит не только из побед, но и из поражений. И только от твоей силы духа зависит, что будет следующим.
– Вы победите в поединках, обязательно! – воскликнул Корин пылко. Эдмунд усмехнулся.
– Как же, ты желаешь победы мне, а не своим рыцарям?
– Ну… И им тоже… – замялся маленький принц, который пока не задумывался о таких тонкостях. Юноша опять потрепал его по волосам и подтолкнул к выходу, избавляя от необходимости отвечать на столь сложный вопрос. Стоило Корину отвернуться, как улыбка с лица дипломата Нарнии пропала, а в глазах промелькнула не угасшая боль и горечь. Перемена это была настолько мимолетна, что Питер поразился самообладанию младшего брата, который даже сейчас, потерпев поражение от руки своего врага и получив такой удар по гордости, не терял достоинства. Государь окликнул принца и спросил, что происходит на ристалище, кто пробился в финальную пару.
– Наш рыцарь и царевич Рабадаш, - ответил Корин беспечно. Кабы Питер знал, что истина будет такова, то не стал бы задавать этот вопрос, ибо Эдмунд глухо рыкнул, будучи неспособным сдержаться. Тем более что принц уже успел убежать прочь.
Рабадаш. Ну конечно, победа над фаворитом турнира вырастила у него за спиной крылья, кто бы сомневался! Почему-то юноша точно знал, кто в итоге победит. Тархистанский царевич просто не может упустить такого случая, не в его это характере. Неважно, кто сейчас ему противостоял, - огонь в крови южанина пылал такой силы, что он любого бы мастера одолел, Эдмунд это чувствовал. Проигрывать было обидно, а Рабадашу – невыносимо. Так что король процедил, что с него довольно, и, вручив уздечку Питеру, зашагал прочь. Гром аплодисментов и шум толпы, взорвавшейся торжествующими криками, заставил его ускориться, чтобы не стать частью празднующих победу гостей турнира. Чью именно – Эдмунд знал и так.
Остаток дня прошел просто отвратительно. Каждый, кто был хоть немного с королем знаком, считал своим долгом утешить его и приободрить, словно Эдмунд в том нуждался! Поначалу он никак не реагировал. Затем это стало раздражать. Потом бесить. Под вечер юноша уже втайне ненавидел любого, кто затрагивал эту злободневную тему. Да, он проиграл, хотя все считали, что уж в конской сшибке Нарния возьмет верх над другими странами! Но черт возьми, невозможно учесть все и вся. Как воин он сделал все, но за качеством снаряжения не уследил. Дубленая кожа подвела его в самый ответственный момент. И смысл сейчас сожалеть о несделанной работе, которая так сильно сказалась на результате? Смысл вздыхать и плакаться? Было очень обидно признавать свое поражение, особенно когда он так стремился к победе, прикладывал столько сил ради ее достижения, но куда деваться? Эдмунд допустил ошибку, а Рабадашу повезло ею воспользоваться. Честь ему и хвала за это, тут ничего больше не скажешь. Повернись судьба чуть иначе, его соперником в роковой заезд стал бы кто-нибудь другой и было бы не так тяжело переносить горечь проигрыша. Это неудачное совпадение, но каждый, да будет он проклят, каждый считал жизненно необходимым поддержать нарнийского владыку! Кто-то в-открытую радовался победе Тархистана. Южане ходили раздувшиеся от гордости и довольства. Рабадаш и вовсе возомнил, что его долг – постоянно мозолить королю Нарнии глаза. Под вечер хотелось разодрать его на мелкие клочки. Лум же, отличающийся тактом и осторожностью, ничего не сказал на этот счет, лишь напомнил, что турнир не окончен и впереди еще поединки, не менее торжественная и важная часть соревнований. Эдмунд знал, что выложится на полную. Иначе и быть не могло.
Но до этого сладкого момента следовало еще дожить, а юноша уже начал сомневаться в том, что сможет это сделать. Вряд ли его допустят до участия, если он прямо сейчас ударит сладкоречивого орландского вельможу, который так пространно и философски рассуждал о сложном пути воина, что сдерживаться не было сил. Со сломанной челюстью ему будет куда труднее чесать языком, а он хотя бы душу отведет… На торжественном приеме, организованном тем же вечером, такое поведение вряд ли оценят по достоинству. Улыбка, которой Эдмунд одаривал собеседника, предупреждала о том, что ее получившего ждут невероятные муки, если он не уберется вон отсюда. Благо, вельможа это быстро понял и исчез. Тихо выдохнув, король взял со стола кубок с вином, высматривая в толпе родных. Питер беседовал с Лумом, Сьюзен упросили показать свое мастерство в игре на арфе. Долго ее склонять к этому не пришлось, и в воздухе витала мастерски сыгранная мелодия, объединяющая и изящество Орландии, и чарующую, волшебную простоту Нарнии.