Голодные Игры: Восставшие из пепла

Gromova_Asya

Сколько проходит времени сказать сложно. Я, то забываюсь в пелене бесконечных, бессмысленных снов, то прислушиваюсь к стонам и крикам за пределами клетки. Допросы. Вечные пытки. Найти еще одного «зараженного». И мысли. Мои мысли, что бередят сон, стирая грань реальности и забытия. Все слилось в одну сплошную линию, тянущуюся без конца.

И я уже не удивляюсь, когда напротив моей клетки возникает миротворец.

– На выход.

Когда я встаю, едва ли могу пошевелить отекшими ногами. Меня толкают в спину, стараясь придать моей ходьбе темпа, но это бессмысленно. В конце

концов, меня просто вталкивают в лифт. Четверо надзирателей. Я настолько опасен? Едем в тишине до того момента, пока не пискнул лифт и один из миротворцев не поднимает меня на ноги. Истощение. Я не ел более двух суток. Но голода нет, как нет и жажды.

Коридоры. Головокружение. Ощущение слабости и изношенности. Меня волокут. Ноги едва слушаются. А тошнота подступает к горлу комом рвоты. Часы летят мгновенно. Темная комната. Свет, направленный в глаза. Слезятся глаза. Скручивает живот.

И голоса.

– Как скоро она появится?

– Его нужно отмыть от рвоты.

– Не было такого приказа.

– Ждем?

– Ждем.

И долгие часы. Впервые в жизни я так рьяно желаю смерти. Боль. Она – часть меня. Неотъемлемая и нещадная. Уничтожающая. Кажется, рвотные позывы не остаются внутри меня. Голод не уходит. Он гложет мой истерзанный желудок, словно жавелева вода, выедая все изнутри. Полутьма освещаемая одной единственной лампой. Жуткий холод. И бесконечно долгие часы ожидания.

– Она не придет.

– Прошло почти шесть часов. Он умрет вскоре.

– Хоть воды ему дай.

– Не было такого приказа.

– Ждем?

– Ждем.

Прежде, я не замечал собственной слабости и усталости, а теперь она просто уничтожает меня. Поминутно укорачивая мою жизнь. Страшные муки. Живот скручивает от рези. Я буквально слышу, как мою плоть вспарывают ножом. Но все не так. Все придумано, все неверно, ложно. Голова безвольно покоится на груди. Я вдыхаю тошнотворный запах сырости и рвоты. В последний раз будто вглядываюсь в лица миротворцев.

Сколько осталось до моей кончины?

Нельзя так умереть. Нельзя. Нужно дожить до рассвета. Дождаться Хеймитча. Бити. Дожить до утра. Дожить.

Дожить до утра.

– Это вряд ли.

Голос, звенящий в полутьме помещения. Луговина. Дом. Сталь ледяных глаз. Серые тучи осеннего неба. Запах леса, пробивающийся сквозь запах рвоты. Теплая кожа. Родные губы. Тихая походка. Охотница. Жертва. Не я ли? Белые полосы обволакивают знакомое лицо. И лишь губы – губы искривившиеся в улыбке.

Обрезанные волосы цвета свежей золы. Косы. Это были косы. Почему она сделала это с ними?

Короткий шрам над губой? Она сопротивлялась.

Едва заметные синяки под глазами? Пыталась уснуть.

Стул отодвигает медленно, растягивая удовольствие. Усаживается по-королевски. Держа осанку, складывая руки перед собой. Она – не леди. Она – охотница. Стеганая куртка, так похожая на отцовскую. И ни грамма макияжа. Ни намека на то, что она пережила так много на Играх. Будто она и была победителем.

– Китнисс, – скорей вопрос, чем утверждение.

– Добро пожаловать, мистер Мелларк, – ледяной, дикий, угрожающий тон.

Мне не было страшно,

когда передо мной оказалась Койн, когда в кресле, напротив, восседал капитолийский врач со шприцом, когда ко мне – едва живому – склонялся Сноу. Было страшно теперь. Теперь, когда ледяные глаза были таковыми не из-за отсутствия ответных чувств, а из-за болезненной ненависти, едва сдерживаемой в отравленном организме.

– Сделаем друг другу одолжение, – начинает она, облокачиваясь на спинку стула. – Вы – говорите, куда отправилась остальная группа «Морника», а я – не причиняю вам особых телесных повреждений.

Это было бы смешно. Было бы смешно, если бы после моего смешка, она просто не склонила голову набок, прищурившись, словно зверь. Нервно, но незаметно сглатываю тошноту. Голод утих из-за безграничного страха, заполнившего все мое тело.

– Вам смешно, мистер Мелларк?

Вопрос звенит в ушах эхом. В помещении сыро и пусто. Будто здесь нет ни единой живой души. Четверо миротворцев – вполне адекватных мужчин в белом, отстаивающих неведомую «правду» Койн и Китнисс – девушка, ради которой я пошел на все это. Но они мертвы. Мертвы и погребены заживо.

– Мне ничего не известно об их местоположении.

Она замирает на мгновение, а затем, ухмыльнувшись, качает головой.

– Вы меня не поняли, мистер…

– Я все прекрасно понял, – отрезаю я, стараясь унять дрожь в голосе. – Делай то, что посчитаешь нужным, Китнисс. Я знаю, каково это. И знаю, что даже мой ответ не утолит твою ненависть…

Но я успеваю пожалеть о своих словах. В какой-то момент, она просто перегибается через стол и впивается острыми когтями в волосы. Удар. За ним еще один. После какого из них я чувствую на губах солоноватую жидкость сказать сложно. Боль расползается от желудка к носу и голове. Переносица ноет нестерпимо, а от головной боли складывалось ощущение, будто черепная коробка вот-вот лопнет. Голова безвольно опускается на стол после завершающего удара.

Переродок внутри нее едва ли отпил из чаши ненависти.

– Повторю свой вопрос, мистер Мелларк, – когда я поднимаю затуманенный взгляд на Китнисс, она преспокойно оттирает руки от моей крови. – Куда направилась генерал Пэйлор?

Губы сводит от боли, но я выдавливаю.

– Не имею ни малейшего…

Последние слова растворяются в моем собственном крике. Способность думать – растворяется. Как раз в тот миг, когда она стаскивает меня со стула. Бетонный пол. Гулкий удар. Бесконечно долгие минуты боли. Пару минут я не в состоянии вспомнить, кто я такой и кто эта девушка – спокойная, уверенная, но безумная – передо мной?

– Вы свободны, – отчеканивает она, обращаясь к миротворцам.

– Мисс Эвердин, – мямлит один из них.

Уверен, она только обернулась к нему, потому что кроме звука закрывающейся клетки, были слышен лишь цокот ее ботинок.

– Вы принуждаете меня, – она садится на корточки, приподнимая мое лицо за подбородок. – Люди не должны видеть своего героя в таком состоянии, мистер Мелларк. Вам бы лучше сознаться, да вернутся в свой карцер до вынесения приговора.

– За что? – выплевываю я. – За правду?