Голос блокадного Ленинграда

Берггольц Ольга Федоровна

1937

Али Алмазову

1

ПИСЬМО

…Где ты, друг мой? Прошло семилетие с той разлуки, с последней той… Ты живешь ли на белом свете? Ты лежишь ли в земле сырой? Пусть хоть это стихотворение, словно голубь, к тебе дойдет, в запылившемся оперении прямо в руки твои упадет. Пусть о сердце крылом ударится одному понятная речь… Время дни считать, время стариться, время близких своих беречь…

1937

2

ПЕСНЯ

Была на родине твоей — и

не нашла тебя. — Здесь друга нет, — сказал ручей, волнуясь и скорбя. — Здесь друга нет,— твердили мне тропинки и луга. — Здесь друга нет,— сверкнули мне нагорные снега. На самый край вершин пришла и, стоя на краю, Я громко друга позвала, как молодость мою. И эхо голосом чужим мне крикнуло в ответ, усталым голосом моим: — Увы! Здесь друга нет. И я вернулася назад, молчал безлюдный путь. Не озарила глаз слеза, и не могу вздохнуть. И не пойму я много дней, тоскуя и любя: зачем на родине твоей я не нашла тебя?

1938

" Ты в пустыню меня послала, — "

Ты в пустыню меня послала,— никаких путей впереди. Ты оставила и сказала: — Проверяю тебя. Иди. Что ж, — я шла… Я шла как умела. Было страшно и горько, — прости! Оборвалась и обгорела, истомилась к концу пути. Я не знала, зачем Ты это испытание мне дала. Я не спрашивала ответа: задыхалась, мужала, шла. Вот стою пред Тобою снова,— прямо в сердце мое гляди. Повтори дорогое слово: — Доверяю тебе. Иди.

Июнь 1938

Испытание

…И снова хватит сил увидеть и узнать, как все, что ты любил, начнет тебя терзать. И оборотнем вдруг предстанет пред тобой и оклевещет друг, и оттолкнет другой. И станут искушать, прикажут: «Отрекись!» — и скорчится душа от страха и тоски. И снова хватит сил одно твердить в ответ: — Ото всего, чем жил, не отрекаюсь, нет! — И снова хватит сил, запомнив эти дни, всему, что ты любил, кричать: — Вернись! Верни…

Декабрь 1938

Листопад

Осенью в Москве на бульварах

вывешивают дощечки с надписью:

«Осторожно, листопад!»

В.Л.

Осень, осень! Над Москвою журавли, туман и дым. Златосумрачной листвою загораются сады, и дощечки на бульварах всем прохожим говорят, одиночкам или парам: «Осторожно, листопад!» О, как сердцу одиноко в переулочке чужом! Вечер бродит мимо окон, вздрагивая под дождем. Для кого же здесь одна я, кто мне дорог, кто мне рад? Почему припоминаю: «Осторожно, листопад!»? Ничего не нужно было,— значит, нечего терять: даже близким, даже милым, даже другом не назвать. Почему же мне тоскливо, что прощаемся навек, невеселый, несчастливый, одинокий человек? Что усмешки, что небрежность? Перетерпишь, переждешь… Нет, всего страшнее нежность на прощание, как дождь. Темный ливень, теплый ливень, весь — сверкание и дрожь! Будь веселым, будь счастливым на прощание, как дождь. …Я одна пойду к вокзалу, провожатым откажу. Я не все тебе сказала, но теперь

уж не скажу. Переулок полон ночью, а дощечки говорят проходящим одиночкам: «Осторожно, листопад!»…

1938

Тост

Летит новогодняя вьюга, сверкая, колдуя, трубя. Прибор запоздавшему другу поставим на стол у себя. И рядом, наполнив до края, веселую чашу вина, чтоб, в искрах и звездах играя, была наготове она. Быть может, в промерзшие двери наш друг постучится сейчас и скажет: — За ваше доверье! — и чашу осушит за нас. Так выше бокал новогодний! Наш первый поднимем смелей за всех, кто не с нами сегодня, за всех запоздавших друзей.

1939

" Мне старое снилось жилище, "

Сестре

Мне старое снилось жилище, где раннее детство прошло, где сердце, как прежде, отыщет приют, и любовь, и тепло. Мне снилось, что святки, что елка, что громко смеется сестра, что искрятся нежно и колко румяные окна с утра. А вечером дарят подарки, и сказками пахнет хвоя, и звезд золотые огарки над самою крышей стоят. …Я знаю — убогим и ветхим становится старый наш дом; нагие унылые ветки стучат за померкшим окном. А в комнате с мебелью старой, в обиде и тесноте, живет одинокий, усталый, покинутый нами отец… Зачем же, зачем же мне снится страна отгоревшей любви? Мария, подруга, сестрица, окликни меня, позови…

Март 1939

" На асфальт расплавленный похожа "

На асфальт расплавленный похожа память ненасытная моя: я запоминаю всех прохожих, каждое движенье бытия… След колес, железных и зубчатых,— ржавый след обиды и тоски. Рядом птичий милый отпечаток — дочери погибшей башмачки. Здесь друзья чредою проходили. Всех запоминала — для чего? Ведь они меня давно забыли, больше не увижу никого. Вот один прошел совсем по краю. Укоризны след его темней. Где-то он теперь живет? Не знаю. Может, только в памяти моей. В наказание такую память мне судьба-насмешница дала, чтоб томило долгими годами то, что сердцем выжжено дотла. Лучше б мне беспамятство, чем память, как асфальт расплавленный, как путь,— вечный путь под самыми стопами: не сойти с него, не повернуть…

Октябрь 1939

" Перешагнув порог высокий, "

Перешагнув порог высокий, остановилась у ворот. Июльский вечер светлоокий спускался медленно с высот. И невский ветер, милый, зримый, летел с мостов гремя, смеясь… …Но столько раз мне это снилось, что не обрадовалась я. Я не упала тут же рядом в слезах отважных и живых,— лишь обвела усталым взглядом унылый камень мостовых. О, грозный вечер возвращенья, когда, спаленная дотла, душа моя не приняла ни мира, ни освобожденья…

1939

Родине

1

Все, что пошлешь: нежданную беду, свирепый искус, пламенное счастье,— все вынесу и через все пройду. Но не лишай доверья и участья. Как будто вновь забьют тогда окно щитом железным, сумрачным и ржавым… Вдруг в этом отчуждении неправом наступит смерть — вдруг станет в с е р а в н о.