Голоса надежды

Карюк Виктория

Было темно, когда Симочка, поднявшись на второй этаж дома, в котором жили Леонид и Валентина, на клочке бумажки нацарапала шариковой ручкой: «Счастье — это не нечто, а некто», и Дрожащей рукой бросила записку в почтовый ящик. Выйдя из подъезда, она села на лавочку возле дома и стала наблюдать за окнами. За задернутыми шторами изредка мелькали силуэты, и каждый раз у Симочки учащенно билось сердце. Через некоторое время свет погас и лишь голубое свечение телевизора выдавало жизнь в квартире. Но вскоре стало совершенно темно. Женщина поежилась от холода — ка дворе стояла глубокая осень. Ветви деревьев, постукивая друг о друга от порывов ветров, роняли последнюю листву…

Симочка не отрываясь смотрела в темный проем окна. Дверь в память отворилась и сладкие

воспоминания о ночах, проведенных с Леонидом, всколыхнули ее сердце. Минуты страсти, — и грешные, и романтические, прелюдии к ним, — встали перед глазами. Его взгляд, движения, слова, жаркое дыхание и губы, готовые к поцелую. В груди ее стало тепло, но вдруг почти физическая боль пронзила сознание — те же самые ласки сейчас, возможно, он дарит другой. Той другой, которая увела ее Леонида в этот дом. Она встала и на ватных ногах побрела по дорожке, шурша мокрыми листьями. По щекам Симочки текли теплые слезы.

— Слушай, Леонид, так больше продолжаться не может, — взбешенная Валентина потрясала запиской, — над нами, вернее, надо мной, уже соседи смеются. Ты думаешь, никто ничего не видит и не знает? Ошибаешься! Поставь ее на место — настоящая трагедия должна быть короткой.

— Да не обращай ты внимания. Она человек эмоциональный и страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как она оценивает ситуацию.

— Ну как знаешь. Это уже надоело, более того, присутствие вечной соперницы, — она достала из кармана халата очередное письмо и прочла; «…плен твой приятен и нерушим…», — заставляет мен* быть в постоянном психологическом напряжении. Мне это нужно, Леня? — Валентина щурит глаза, от чего они становятся маленькими и злыми.

Симочка нехотя пошла открывать дверь на чей–т° настойчивый звонок — уже долгие дни она никого не хотела видеть. В дверях стоял Леонид. У женщины подкосились ноги и она дрожащим голосом произнесла:

— Проходи, Ленечка…

Леонид, не снимая пальто, прошел в комнату и присел на стул.

— Чаю, кофе?

— Нет, ничего не надо, — лицо его было хмурым, он нервно вертел в руках коробок спичек. — Я понимаю, Сима, распад семьи, там, где семья еще что-то значит, всегда трагедия. Но наша семья уже изжила свои лучшие времена. Осталась ничем не заполненная пустота. И главное, — Леонид опустил глаза, — прости, пожалуйста, ты перестала меня интересовать как женщина. — Он поднялся со стула. — Перестань донимать меня своими письмами — уже ничего не исправить. — Но любить хоть тебя можно? — Глаза Симочки наполнились слезами. — Ведь без любви человек не более, чем покойник в отпуске.

— Люби… — Леонид, заложив руки за спину, принялся ходить по комнате. — Сима, как ты не поймешь, что человек — это животное, которое грезит. Спустись на землю; хочу, чтобы ты встретила хорошего мужчину и создала себе новую семью. Пойми: между нами все кончено.

Симочка подошла к Леониду и тронула пальцами рукав его пальто.

— Ленечка, твое имя — это пароль моей жизни. Я не могу без тебя, — она еле сдерживала рыдания.

— Ладно, Сима, я пошел. Не пиши мне больше записочек. — Леонид взял шапку и вышел из квартиры, его быстрые шаги застучали по лестнице. Женщина смотрела из окна на его удаляющуся фигуру. Отчаяние, тоска, безнадежность овладели ее сознанием.

Шли дни, месяцы. Весна вступила в свои права. Цветущие абрикосовые деревья пьянили без вина. Симочка теперь лишь ходила возле дома своего возлюбленного и трогала пальцами цветущие ветки. Иногда она видела, как Леонид и Валентина выходили из дома, и сев в свою машину, уезжали по коммерческим делам. Симочка вертела в руках веточку и, прячась за деревья, разглядывала любимое лицо.

Однажды Валентина уехала за партией товаров в соседний город и обещала вернуться к вечеру. У Леонида этот день складывался на редкость удачно. К полудню он уладил все дела, которые собирался завершить лишь к концу дня. Послонявшись без дела по квартире, решил съездить на дачу.

Обе стороны шоссе обрамляли цветущие деревья. Настроение было прекрасным. Леонид включил радиоприемник. Звучала песня Стинга «Я схожу с ума по тебе». Леонид вспомнил Симочку.

«— И жалко ее, но и поделать с собой ничего не могу», — вздохнул и выключил радио.

Подъехав

к своей даче, он увидел стоящий у домика авотомобиль.

«Кто бы это мог быть?» — подумал Леонид. На душе стало почему-то тревожно.

Осторожно открыл калитку и, подойдя к окну, заглянул внутрь. На кровати лежала Валентина в обнимку с каким-то мужчиной. Леонид оторопело смотрел перед собой. Взгляд его затуманился и он неуверенным шагом побрел к своей машине.

Автомобиль мчался по дороге на предельной скорости. Встречные водители с трудом уворачивали свои машины от «Жигуленка» Леонида и возмущенно сигналили. Подъехав к дому, он шел по дорожке. В душе его все клокотало. Из-за угла дома вдруг вышла Симочка.

— Ленечка, я тут к подруге ходила и.., — начала оправдываться она. Глаза ее светились любовью и неподдельной радостью встречи. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Симочка, съежившись, ждала очередных упреков.

«— Боже, сколько времени она любит меня безответной любовью!». Волна нежности, благодарности и еще чего-то, пока необъяснимого, вколыхнулась в груди Леонида. Он подошел к женщине, взял ее за плечи и поцеловал в широко раскрытые удивленные глаза.

Марина МАРТЫНОВА

ПОЛНОЛУНИЕ

Мы целовались с тобой на краю пустоты. Мы говорили с тобой на пороге молчанья. Пусть впереди длинная ночь отчаянья, И позади все сожжены мосты… Мы не упали с тобой в бездну ночной тишины. Мы не взлетели в пропасть немого неба. Мы не оставляли разумную толику хлеба: После полета жить-то мы чем-то должны. Мы доказали, что оба на облаках Мы еще можем качаться полночью ясной. Мы не вонзили зубы в красное мясо, Не уподобились мы в естестве волкам. Мы сохранили друг друга от близкой беды, Уберегли, заставили вовремя остановиться… Может, поэтому зависть к котам и птицам В нас продолжает чудовищем жить седым…

* * *

Циркачка в ящике! Спокойна ты В мельканье лезвий иллюзиониста. В тебе ни страха нет, ни суеты. Работаешь на удивленье чисто. Твой маг–партнер тебя тренировал, Любовно и неистово неволя. Ты знаешь, где и как пройдет кинжал. И страх забыт, и в кулаке вся воля. До совершенства номер доведен. Из ящика ты выйдешь невредима… Но если бы ножи со всех сторон И в жизни так же проносились мимо! Когда бы знать, где лезвие пройдет, Как нужно стать, чтоб избежать увечий! Отрепетировать все наперед: Паденья, взлеты, проводы и встречи… Но жизнь — смертельный номер цирковой. И нет суровей иллюзиониста. И платят изувеченной судьбой За страх, мешающий работать чисто.