Голоса прошлого
Шрифт:
В бухте медленно сгущались сиреневые сумерки. Солнце зависло на горизонтом, кутаясь в лиловую вуаль перистых облаков. На такой высоте облака состоят из кристалликов льда. Может быть, именно поэтому они выглядят как хрупкие стеклянные нити. Тронь рукой, если сможешь, – и зазвенит...
– А когда у Кита начнётся второй каскад? – спросила Ляська.
Хороший вопрос...
– Не знаю, – честно ответила я. – Обычно он приходит в интервале от четырнадцати до двадцати лет по метрике Федерации... Но твой друг – мареса–
– Никогда? И что тогда?
– Так и останется беспамятным. С ограниченными правами. Нумрои не могут вступать в брак, служить в армии, распоряжаться имуществом, занимать административные должности... Это справедливо, ведь они просто не в состоянии принять на себя права и обязанности взрослого гражданина.
Ляська молча смотрела на меня. Не верила, отказывалась верить... эх, угораздило же её, бедолагу...
– Лучше бы тебе полюбить кого– нибудь другого, – искренне сказала я.
Она отвернулась. И сказала с неожиданно взрослой горечью:
– Вы так говорите, Энн... Вы– то сами любили когда– нибудь?
– Да, – помолчав, сказала я. – Да, любила...
Девочка развернулась ко мне всем телом, внимательно посмотрела в глаза. Спросила с вызовом:
– И как?
– Больно, – честно призналась я, отводя взгляд. – Ладно... пошли обратно... Давай, соберём это всё, и пойдём. Пока не стемнело. В потёмках ноги себе переломаем как пить дать.
Обратный путь тянулся в невесёлом молчании. Шипел океан, налегая на каменистый берег. Лёгкий бриз ласково трогал щёки, волосы. Гнал на камни небольшую волну. 'Свирр, свирр, свирр', – пели на разные лады какие– то насекомые, прятавшиеся в камнях.
Кит всё же остерёгся уходить с острова в одиночку. Он сидел на причале возле лодок, спиной к набережной. Он не обернулся на звук наших шагов.
– Иди к нему, – сказала я, подталкивая Ляську в спину. – Иди... я буду в доме, на втором этаже. Надумаете до утра остаться, приходите.
Я поднялась на террасу. Долго стояла, положив руки на перила, смотрела в небо, на звёзды, проступающие сквозь сиренево– лиловые краски заката.
Да, я любила. Память заботливо отряхнула обёртку с имени и лица. Артём Севин, оперативник Альфа– Геспина. Моё недолгое счастье... Я не могла понять логики этого человека. Все его дальнейшие поступки вызывали оторопь, каждая наша случайная – случайная ли? – встреча останавливала сердце. Моё. У него самого никакого сердца не было и в помине. Так, биологический насос, гоняющий кровь по телу...
Но мы были счастливы, по– настоящему счастливы вместе какое– то время.
И я не всё ещё успела забыть....
***
Утро привело с собой серый туман, съевший пространство. Исчез океан, исчезла набережная, пропало небо. Поблекли краски, размывшись в неяркую пастель. Неподвижными островами высились среди серого безвременья кроны деревьев нижнего парка.
Кит тешил своё упрямство: демонстративно остался ночевать на набережной, прямо в лодке. Упрямый, упёртый до края, как сказала бы Ванесса. Вольному воля, я ему не мать. Не брать же засранца за ухо, в самом– то деле.
Ляська устала от него ещё ночью. Утром я нашла её на софе, в холле. Она спала, свернувшись в клубок, как зверёк. Я осторожно укрыла её пледом и пошла в кухонный блок, приготовить себе кофе.
Кофе я любила, жаль только, не всегда удавалось найти именно такой, какого просила душа; Океания не была исключением. Лучший кофе остался на GVS* локали Ратеене. Я там проходила интернатуру. Замечательное было время. И так вот выйдешь после напряжённого операционного дня, возьмёшь чашечку кофе в автомате, – жизнь хороша! Гурман, конечно, наморщит нос: всей обитаемой Вселенной известно, что лучший кофе выращивают в пространстве Новой России. И не в больничных автоматах его искать. Но мне тогда было всего семнадцать...
Можно, конечно, вернуться в локаль Ратеене, можно придти в Клинику– Девять. Уверена, там мало что изменилось. И кофейные автоматы стоят там же, где стояли. В холле с выходом в зелёную зону. Там, наверное, до сих пор растут те же розы цвета фуксии... Через половину Галактики пролететь специально за чашечкой кофе, да. Причуда или сумасшествие, кому какое определение больше понравится.
Но как вернуться в те мои потерянные семнадцать? После станции Кратас, после Альфа– Геспина и Планеты Забвения?..
– Доброго утра, Энн...
Ляська.
– Доброе. Пили сюда. Кофе?
– Лучше молока... Нет, не вставайте, я сама!
Она вернулась от терминала линии доставки, поставила белый стакан на столик, присела напротив меня. Нахохлилась, кутаясь в плед, и сразу стала похожа на маленькую взъерошенную птичку, продрогшую под дождём.
– Я ему визит послала, чтоб прекратил, – несчастным голосом сказала Ляська. – Чтобы в дом шёл. А он...
– Упрямый осёл, – вспомнила я очередное Ванессино изречение. Что– то часто родной командир вспоминается, к чему бы это...
– Угу, – кивнула Ляська, грея озябшие руки о тёплые бока стакана. – Я знаю, осёл – это такое животное, эндемик Старой Терры… – и тут же спросила без паузы:– Ваши кланы враждуют. Почему?
– В двух словах не объяснишь, – вздохнула я. – Давай– ка я тебе Кранадаин для начала покажу? Это один из головных миров клана Иларийонов...
Ляська кивнула, соглашаясь. Я вынула плисс планшета, активировала его. С тихим шорохом развернулся над столом серый шар экрана. Потемнел, показывая космос. Звёзды, звёзды, звёзды... И одна из них растёт, увеличиваясь в объёме. Голубой шар планеты всё ближе и ближе.